– Не, – надрывался первый, –
кости прямо наружу торчат!
– Так и надо, – позлорадствовал
второй и, ухватив меня за воротник, рывком поставил на ноги: – Идти можешь?
Я кивнула.
– Тогда пошли.
Свет погас, наступила кромешная тьма. В
какую-то минуту моя правая нога подвернулась, и я шлепнулась спиной прямо на
ступеньки.
– Гляди, куда идешь, – сердито
отчитал меня провожатый, вновь рывком поднимая с лестницы.
– У меня нет с собой прибора ночного
видения, – рассердилась я, – чего, как кошку, за шкирку хватаешь!
– Еще и огрызается, – фыркнул
мужчина, и мы выпали во двор.
Небольшое пространство оказалось забито
машинами, а в сугробе лежала Татьяна и стонала. Около нее, покачиваясь на
пятках, стоял милиционер, рядом парочка мужчин в штатском. Один из них
обернулся, и я узнала Володю Костина.
– Здравствуй, красота ненаглядная, –
ухмыльнулся майор, – плоховато выглядишь, куртка в грязи, морда сажей
перемазана, ты что, через трубу лезла?
Я молчала, не понимая, что происходит.
– А ну иди сюда, – велел приятель.
На плохо слушающихся ногах я подковыляла
поближе.
– Знаешь, кто это? – спросил Володя,
указывая на стонущую девушку.
Я вгляделась в фигуру. Она лежала на спине, черные
джинсы были порваны, и под ними растекалась кровавая лужа. Темная куртка
задралась, а лицо было прикрыто вязаным шлемом, только в прорезях лихорадочно
блестели глаза.
– Ну, – поторопил майор, – кто
это, по-твоему?
– Татьяна Митепаш, она же Ксения Федина, –
ответила я и добавила: – Вызовите «Скорую», ей же больно.
– Сейчас приедет! – отмахнулся
Костин. – Митепаш, говоришь? Теперь смотри.
Он нагнулся и молниеносным движением сдернул
трикотажную маску. Раздался дикий вскрик, я вздрогнула и уставилась на лицо.
Было отчего тронуться умом. На грязном, окровавленном снегу, испуская
бесконечные стоны, лежал Федор Бурлевский.
Глава 29
В ту ночь я так и не легла спать. Сначала
Костин вытряхнул из меня всю душу, требуя последовательно рассказать о своих
приключениях. Но не успела я закрыть рот, как Володя позвал Славу Самоненко и
еще двух незнакомых мужиков в сильно помятых брюках.
– А теперь еще раз с самого
начала, – велел майор.
– Никогда! – разозлилась я. – Я
только что рассказала…
– Слушай, Лампа, – прошипел
Костин, – начинай заново, а то по тебе изолятор временного содержания
плачет, а там знаешь как плохо, стул…
– Знаю, знаю, – вздохнула я, –
мебель железная и к полу привинчена, а в унитазе все время льется вода.
– Почему? – оторопел Костин.
– Потому что бачков нет, – пояснила
я.
Самоненко заржал и спросил:
– Ты, Владимир, небось и не знаешь, как
параша выглядит, а Лампа в полном курсе. Кстати, как там мопсихи? Будет у меня
щенок?
– Я по камерам не хожу, – буркнул
майор, – и в сортиры не заглядываю, на то есть другие работники. Ладно,
еще разок, с самого начала.
Я принялась медленно излагать факты. Домой
отправили меня около четырех утра. Но стоило мне на цыпочках вползти в
прихожую, как двери комнат захлопали, и встрепанные домашние потребовали
разъяснений. Пришлось каяться в третий раз. Спать отпустили только в семь утра.
Я легла на неразложенный диван, подгребла поближе к замерзшим ногам Аду с Мулей
и, чувствуя, как согреваются ступни, провалилась в мягкое болото сна.
– Эй, Лампа, – раздалось тут же над
ухом.
Господи, только глаза закрыла.
– Ну что еще? – простонала я,
безуспешно пытаясь разлепить веки, – дайте отдохнуть.
– Хватит, голубка сизокрылая, –
проворчал мужской голос, – ужинать пора.
– Как, – изумилась я и машинально
села, – который час?
– Двадцать один тридцать, – хмыкнул
Володя, – продрыхла целый день и еще хочешь?
– Кошмар, – пробормотала я и тут
только сообразила, что сижу на диване в мятой майке, со встрепанной головой и,
очевидно, размазавшейся тушью. – Отвернись сейчас же.
– Почему? – удивился майор.
– Я не причесана и плохо выгляжу.
– Да? – спросил Володя. – А
по-моему, как всегда!
Пришлось вылезать из-под одеяла и ползти на
кухню. Там уже уселась вся семья с выжидательным выражением на лицах.
– Владимир, – весьма официально
начала Катя, – ну теперь, когда Лампа проснулась, ты объяснишь нам, что к
чему?
– Ага, – ухмыльнулся майор и
подвинул к себе поближе тарелку с пельменями, – только почему я? У вас
Лампа – высококвалифицированный детектив, можно сказать, гроза бандитов, пусть
она и вводит всех в курс дела.
– Она ничего не знает! – всплеснула
руками Юля. – А нам интересно!
– Ну? Неужели? – дурачился Володя,
вываливая на пельмени полбанки сметаны. – Как же так? Ничегошеньки не
узнала?
Я молча ковырялась в тарелке вилкой.
– Кто стрелял в Валентину? – не
успокаивалась Юля.
– Действительно, кто? – спросил
майор и уставился на меня. – Знаешь?
Я сделала вид, будто никак не могу разжевать
клеклые куски теста.
– Понятно, – удовлетворенно протянул
Володя. – А где Татьяна Митепаш и кто зарезал Зайцеву?
– Монахов, – обрадовалась я.
– Понятно, – ухмыльнулся
майор. – Ну а кто же тогда убил Светлану Родионовну Ломакину, а?
Повисло молчание.
– Отлично, – подвел итог майор и
принялся методично намазывать кусок хлеба «Виолой». – Ну уж, Лампа,
драгоценная, ответь на последний вопросик: почему Федор Бурлевский решил от
тебя избавиться?
Пришлось нехотя признать:
– Не знаю!
– Чудесно, – резюмировал Володя.
– Сам-то ты в курсе? – обозлилась я.
– Естественно, – пожал плечами
майор.
