Торопова замолчала, но Таня поняла и пришла в
ужас:
– Смерть! Ну знаете ли! Ни за что. Да и
зачем вам убивать Олега?
Люба спокойно закурила сигарету и пояснила:
– Он мой отец, но ни копейки не дает,
жлоб! И в дом не пускает. Кстати, будь в моем кошельке побольше средств, я
смогла бы выйти замуж, а так – никому не нужная нищенка…
Таня молчала.
– Не бойся, – успокоила Люба, –
дело верное, ни один эксперт не подкопается. Ну, принимал больной неправильно
лекарство, впрочем, и этого не поймут. Останешься через полгода богатой вдовой.
Тебе половина состояния и мне половина, как единственной родной дочери. Мы
будем обеспечены и начнем жизнь сначала.
– Нет, – пробормотала Митепаш.
– Ладно, – вздохнула Люба, – но
тогда, извини, придется рассказать про тебя правду Олегу. Опять в «Лауре»
окажешься, а то и на панели.
Татьяна лихорадочно соображала, как поступить,
но изворотливый ум отказывался работать.
– Ладно, – вздохнула Люба, –
пакуй чемодан, завтра вылетишь с треском в грязь.
– Давайте лекарство, – прошептала
Таня.
– Молодец, – похвалила Торопова и
протянула упаковку, – не забудь: три раза в день во время еды. Ну, прощай,
созвонимся.
Всю ночь Танечка прокрутилась в кровати.
Конечно, она была абсолютно бессовестной девицей, вруньей, воровкой и
проституткой. Но не убийцей. Для большинства людей невозможно преодолеть этот
порог, не всякий вор может лишить человека жизни… К тому же Писемский нравился
девушке, и ее вполне устраивала роль его жены и безбедная жизнь богатой дамы. К
утру Танюша приняла решение. Тироксин отправился в помойку.
Люба позвонила вновь через три месяца и опять
вызвала на беседу.
– Как дела? – спросила она.
– Плохо, – вздохнула Таня, – у
Олега сердце болит, аритмия, врач ставит стенокардию.
– Жаль, – пробормотала Люба,
ухмыляясь, и протянула таблетки.
Таня взяла упаковку и выбросила ее в ближайшую
урну.
Прошло еще три месяца, и состоялась новая
встреча, потом еще… Но осенью Танина безбедная жизнь закончилась. Как-то раз
Люба позвонила около восьми вечера и велела:
– Немедленно приезжай в кафе «Роса» на
Колосова.
– Не могу, – прошептала Таня, косясь
на дверь, – Олег дома.
– Выкручивайся, как хочешь, –
отрезала Люба, – но чтобы к полуночи оказалась на месте. Не сумеешь –
завтра муженек все узнает.
Не понимая, что могло приключиться, Таня
достала из аптечки пузырек с сильнодействующим снотворным, накапала супругу в
кефир и, когда тот будто уснул, помчалась на улицу Колосова.
Люба встретила ее бранью:
– Мразь, проститутка, обмануть захотела…
– В чем дело? – спросила Таня.
Торопова всплеснула руками и зашипела:
– Ну-ка, расскажи, как здоровье
Писемского?
– Плохо, – завела прежнюю песню
Таня.
– Дрянь, – не выдержала Люба, –
врунья, ты не даешь ему таблетки. Неужели ты думала, что я не проверю?
– Как? – прошептала Таня.
– Ага! – торжествующе воскликнула
дочь-убийца. – Да у меня подруга в поликлинике работает, куда папашка
бегает. Она заглянула в карточку и узнала – никакого намека на стенокардию,
здоров, боров. Тебе жить надоело? Ну ничего…
Перепуганная Таня лепечет:
– Наверное, лекарство не подействовало…
– Ах, так, – ухмыляется Люба, –
тогда держи.
На столе появилась небольшая ампула.
– Вот это точно подействует, –
сообщила Торопова и велела: – Чтобы завтра с утра вылила в кофе.
Ни жива, ни мертва, Татьяна возвратилась
домой.
Следующую неделю она проводит в страшном
волнении. Сама без конца хватает трубку телефона и потихоньку выводит из строя
сотовый мужа, чтобы Торопова не позвонила на мобильный. Из дома она не
высовывается и каждый вечер заглядывает в глаза мужу – знает он или еще нет?
Через три дня подобной жизни она чувствует себя на грани истерики. А Торопова
упорно названивает, обещая ввести Писемского в курс дела.
Словом, Таня почувствовала себя в роли мыши,
попавшей в западню. Друзей у нее не было, во всем мире, кроме Писемского,
существовал только один человек, который мог прийти на помощь. И девушка
приняла решение. Она понимает, что семейной жизни пришел конец, поэтому
договорилась, чтобы верный друг ждал ее у дверей театра. В антракте она вышла
из театра, накинув заранее принесенную куртку и натянув сапоги. На углу
Тверской и Камергерского ее ждало такси. Все, она исчезала без следа из жизни
Писемского. Собственно говоря, рассказывать больше нечего. Понятно?
– Нет! – заорали мы в голос.
Потом я спросила:
– Ну и кто этот верный, надежный друг?
Володя хмыкнул.
– Неужели не ясно? Кому еще в этом мире
небезразлична эта дрянная девчонка? Кто еще мог простить ей все, даже то, что
родная мать полезла в петлю? Естественно, бабушка, Ольга Васильевна Митепаш.
– Погоди, погоди, – забормотала
я, – я же была у нее, она рассказала, какой отвратительный человек ее
внучка, и сообщила, что родной дом – последнее место, куда та придет!
– Она тебя обманула, – вздохнул
Костин. – Татьяна в это время сидела в соседней комнате, и тебя от нее
отделяла лишь тонкая стенка.
Таня честно рассказала бабушке о своих злоключениях.
Старуха сначала пришла в ужас, но потом приняла решение спасти своего
неразумного птенца. Она договорилась с родственницей в Петербурге, и Танюша
должна была отправиться в северную столицу, но, к сожалению, заболела, поэтому
отъезд отложили. Таня искренне хочет начать новую жизнь.
– Зачем же Ольга Васильевна мне
рассказала про Таню правду, да еще сообщила, что та дочь Бурлевского? –
недоумевала я.
– Ты представилась сотрудницей уголовного
розыска, и бабушка решила окончательно запутать следы. Хотела, чтобы ты
подумала, будто она ненавидит Татьяну и никогда не пустит девчонку к себе в
дом. Ну а то, что Татьяна дочь Бурлевского – факт широко известный, честно
говоря, старуха считала, будто ты владеешь этой информацией.
– А зачем нужен был весь этот спектакль –
уход из театра в одном платье? – спросила Юля.
Володя улыбнулся:
