Широколицый и крепко сбитый Букама ростом почти не уступал Лану, а тот был выше большинства людей. Букама носил малкирский шлем без гребня, хотя имел на него право. Он больше уделял внимания своим обязанностям, чем правам, что было очень похвально, но иногда Лану хотелось, чтобы он относился к своим правам несколько менее категорично.
Когда страна Малкир исчезла с лица земли, двадцать человек получили задание вывезти маленького Лана Мандрагорана в безопасное место. Лишь пятеро остались в живых после этого путешествия. И именно эти пятеро воспитывали и обучали мальчика с колыбели. Букама был последним из тех пятерых. Его волосы, доходившие до плеч, как предписывала традиция, теперь совсем поседели, но спина оставалась прямой, рука – твердой, а голубые глаза – ясными и зоркими. Букама был воплощением традиций. Тонкий плетеный кожаный ремешок перехватывал поседевшие пряди. За многие годы он оставил глубокий след на лбу воина. Лишь немногие из Малкири до сих пор носили хадори. Лан – носил. Когда он умрет, хадори все так же будет поддерживать его волосы, и даже в могиле на нем будет хадори – и больше ничего. Если, конечно, там, где он погибнет, найдется тот, кто сможет похоронить его. Лан с тоской посмотрел на север, в сторону своего далекого дома. Большинство людей сочли бы странным, что он называет домом такое место, но с тех самых пор, как Лан оказался в южной части континента, он чувствовал, что его неодолимо тянет обратно.
– Я усвоил достаточно, чтобы расслышать твои шаги, – ответил Лан.
В слабом свете он не мог разглядеть обветренное лицо Букамы, но Лан не сомневался, что на нем застыло жесткое выражение. Лан не мог представить его другим, даже когда его друг и учитель хвалил его. Букама – сталь, облеченная в плоть. Сталь – его воля, долг – его душа.
– Ты до сих пор считаешь, что Айил присягнули Темному?
Букама сотворил знак защиты от злых сил, словно Лан произнес настоящее имя Темного. Шайи’тан. Они оба не раз видели, как беда настигала тех, кто произносил это имя вслух, но Букама, подобно многим другим, верил, что даже мысль о нем может привлечь внимание Темного. «Темный и Отрекшиеся заключены в Шайол Гул, – мысленно повторил Лан строки древнего писания, – они заключены туда Создателем в момент творения. Да обретем мы надежное прибежище под Светом, в руке Создателя!» Он не верил в то, что одной мысли достаточно. Но когда имеешь дело с Тенью, лучше лишний раз поостеречься, чем расхлебывать потом.
– Если это не так, тогда почему мы здесь? – кисло поинтересовался Букама.
Лан удивился. Букама любил поворчать, но его брюзжание всегда касалось лишь всяких мелочей или прогнозов на будущее. Его недовольство никогда не относилось к текущему положению дел.
– Я дал слово остаться до конца, – тихо ответил Лан.
Букама потер кончик носа. На сей раз он хмыкнул несколько смущенно. Трудно было сказать наверняка. Еще один из его уроков: слово мужчины должно быть столь же твердо, сколь клятва, данная под Светом, иначе оно ничего не стоит.
Айил действительно можно было счесть ордой Приспешников Темного, когда они неожиданно хлынули в долины с громадного горного кряжа, именуемого Хребтом Мира. Они сожгли великий город Кайриэн, уничтожили народ Кайрэн и за два последующих года проложили себе путь через Тир. А потом и через Андор. В конце концов, они оказались на этих залитых кровью полях под стенами Тар Валона, огромного города, расположенного на острове посреди реки Эринин. За все годы, прошедшие с тех пор, как на обломках империи Артура Ястребиное Крыло возникли нынешние государства, Айил ни разу не покидали своей пустыни. Возможно, раньше они и предпринимали подобные вторжения, но никто не мог сказать наверняка, кроме разве что Айз Седай из Тар Валона, но те, по обычаю женщин Белой Башни, предпочитали молчать. Айз Седай держат при себе то, что знают, и выдают по каплям лишь тогда, когда захотят и если захотят. Однако в мире за стенами Тар Валона многие поговаривали, что происходящие события вполне закономерны. Между Разломом Мира и Троллоковыми Войнами минула тысяча лет – по крайней мере, так считало большинство историков. Во времена Троллоковых Войн погибли существовавшие тогда государства, и никто не сомневался, что эти войны направляла рука Темного, хотя он и пребывал в заточении. В этом не было сомений так же, как и в том, что именно он стоял за Войной Тени, Разломом Мира и концом Эпохи Легенд. Спустя тысячу лет после Троллоковых Войн Артур Ястребиное Крыло создал империю – и она тоже погибла, вслед за ним самим. Ее уничтожила Война Ста Лет. Некоторые историки утверждали, что видят руку Темного и в этой войне. И вот теперь, почти через тысячу лет после гибели империи Артура Ястребиное Крыло, явились Айил – сжигая и убивая все на своем пути. Тут должен крыться свой узор. Несомненно, их направлял сам Темный. Лан никогда не пришел бы на юг, если бы не верил в это. Сейчас он уже больше не верил. Но он дал слово.
Ноги Лана в сапогах с отворотами совсем заледенели. Как бы ни был он привычен к холоду, если слишком долго стоять в снегу на одном месте, мороз вгрызался в ступни.
– Пойдем, – произнес Лан. – Не сомневаюсь, что мне придется разбудить еще дюжину часовых, если не две. – И после этого еще раз пройти по кругу, чтобы разбудить тех, кто заснул снова.
Но едва они успели сделать хотя бы шаг, какой-то звук заставил их настороженно остановиться: хруст снега под копытами коня. Рука Лана скользнула к рукояти меча. Он почти бессознательно ослабил клинок в ножнах. Судя по едва слышному скрипу стали о кожаный доспех, Букама сделал то же самое. Они не боялись нападения – Айил ездили верхом только при крайней необходимости, и даже в таком случае садились в седло неохотно. Одинокий всадник, появившийся в такое время, – несомненно, вестник. А гонцы в эти дни редко являлись с добрыми вестями. Особенно по ночам.
Конь и всадник выступили из темноты, следуя за высоким мужчиной, который шел пешком. Судя по луку, что он нес на плече, – одним из часовых. Изящный изгиб шеи скакуна свидетельствовал о благородных тайренских кровях животного, и сам всадник, несомненно, тоже был родом из Тира. Во-первых, ночной ветер разносил по округе благоухание роз, которое распространяла блестящая от ароматических масел остроконечная бородка наездника. Лишь тайренец мог быть настолько глуп, чтобы умащать себя благовониями, будто бы уповая на то, что айильцев природа обделила обонянием. Кроме того, никто другой не носит шлемов с высоким гребнем и щитком, который сейчас скрывал в тени узкое лицо всадника. Если судить по короткому белому перу на шлеме, это – офицер. Весьма странный выбор на роль посланника, даже если он – самый младший по званию. Ссутулившись в седле, тайренец изо всех сил старался поплотнее закутаться в темный плащ. По-видимому, он дрожал от холода. Тир лежал далеко к югу отсюда. На тирском побережье едва ли хоть раз появлялась снежинка. Лан, несмотря на количество прочитанных книг, никак не мог поверить в это до тех пор, пока не убедился лично.
– Вот он, милорд, – хриплым голосом сказал часовой. Раким, седобородый салдэйец. Голос этот вместе с рваным шрамом, которым он, кстати, выпив лишку, любил похвастаться, достался ему с год назад от айильской стрелы, пущенной в глотку. Раким считал, что ему крупно повезло, раз он остался в живых, и так оно и было. К несчастью, он полагал, что, обманув смерть один раз, он сможет обманывать ее и дальше. Он шел на ненужный риск и даже на трезвую голову любил похваляться своей удачей, что конечно, весьма глупо. Не стоит искушать судьбу.
