Скромный голубой камешек кесайры, на тонкой цепочке висевший на лбу Морейн, и одно из сшитых Таморой дорожных платьев, темно-зеленого оттенка, с несколькими цветными полосами на груди, свидетельствовали о ее предполагаемом положении в обществе. Люди дают себя расспрашивать благородным лордам или леди, но подобных расспросов они никогда не допустят со стороны простолюдинов, а не укладывающееся в обычные рамки поведение знатных господ воспринимают как вполне уместное и естественное. Предположительно, гостья должна вызывать сочувствие – ведь она скорбит по своему королю. Не сказать, что в самом Кайриэне многие люди оплакивали Ламана и носили по нему траур. Судя по последним новостям, месячной давности, которые дошли до Морейн оттуда, о своих притязаниях на кайриэнский трон уже заявили четыре Дома, и поговаривали, что не обошлось без яростных стычек, причем некоторые едва не перешли в кровопролитные сражения. О Свет, сколько еще должно погибнуть, пока не водворится порядок? Согласись Морейн с Советом, тогда тоже не миновать смертей – наследование Солнечного Трона всегда проходило в соперничестве, неважно, оспаривали престол в открытом бою или прибегали к убийствам или похищениям, – но Морейн, по крайней мере, зашла достаточно далеко, чтобы ее настигла расплата. И нет сомнений, что ей придется дорого заплатить за то, что она поступает по-своему, и это не говоря уже о наказании, которому Сайрин подвергнет Морейн за ослушание.
Вероятно, Морейн чем-то выдала свое раздражение, и госпожа Надзима приняла ее недовольство на свой счет, решив, что ее отношение к чужестранке стало слишком очевидно. Никому не хочется испытывать на себе гнев знатного человека, пусть даже и чужестранца. Поэтому хозяйка дома вновь зачастила, волнуясь:
– Просто Джосефу всегда так везло, миледи Элис. Все об этом твердили. Дескать, если Джосеф Надзима свалится в яму, то на дне уж точно опалы найдет. Когда он по призыву леди Карейл отправился сражаться с айильцами, я очень тревожилась, но он ни царапинки не получил. Лагерной лихоманкой не захворали ни дети, ни мы с ним. Без труда он добился расположения леди Карейл. Тогда казалось, будто сам Свет осиял нас. Благополучно родился Джерид, война кончилась, все шло хорошо, а когда мы вернулись в Канлуум, леди за верную службу наградила Джосефа. Подарила ему конюшню, и... и... – Она с трудом сдержала рыдания. Колар заплакала, и мать крепче прижала ее к себе, шепотом утешая девочку.
Морейн встала. Опять все снова. Здесь ей больше нечего делать. Джуринэ тоже встала – не самая высокая женщина, но все же выше Морейн почти на ладонь. И обе девочки могли бы, не поднимая головы, смотреть ей прямо в глаза. Покинув родной Кайриэн, Морейн уже давно свыклась с подобным обстоятельством. Заставив себя не торопиться, она тихо проговорила слова соболезнования и, пока девочки ходили за ее перчатками и подбитым мехом плащом, попыталась сунуть в руки госпожи Надзимы замшевый кошель. Маленький кошелек. Поначалу, повинуясь интуиции, Морейн щедро одаривала собеседниц, даже если те должны были получить или уже получили вознаграждение, однако лучше поскорее отыскать какой-нибудь банк и не затягивать с этим.
Гордо выпрямившись, кандорка отказалась от кошелька, и Морейн рассердилась. Нет, она сама понимает, что такое гордость, и, кроме того, леди Карейл позаботилась о верных ей людях. Наличие часов говорило о зажиточности хозяйства Надзимы. Подлинной причиной для гнева Морейн – и она ясно это понимала – было ее собственное желание поскорее уйти. В одночасье, в огне пожара, Джуринэ Надзима потеряла мужа и троих сыновей, но ее Джерид родился милях в двадцати от нужного места. Морейн не понравилось, что из-за смерти ребенка она испытывает чувство облегчения. Но дело обстояло именно так. Погибший мальчик оказался не тем, кто был целью ее розысков.
Выйдя за порог под серое небо Морейн закуталась в плащ. Всякий, кому вздумается расхаживать по улицам Канлуума в плаще нараспашку, непременно окажется в центре внимания. Во всяком случае, любой чужестранец, если это не явно Айз Седай. Кроме того, не позволить себе мерзнуть еще не значит совершенно забыть о холоде. А местный люд говорит «снова пришла весна», и без тени насмешки! Уму непостижимо! Мысленно Морейн зачеркнула имя Джуринэ Надзима. Другие имена в записной книжке, лежавшей в поясном кошеле, уже были вычеркнуты по-настоящему, чернилами. Матери пятерых мальчиков, родившихся в ином месте. Матери трех девочек. Первоначальный оптимизм Морейн, что именно она сумеет найти малыша, ослаб до смутной надежды. В записной книжке содержалось сотни имен. Наверняка кто-то из сестер, отправленных Тамрой на розыски, обнаружит мальчика раньше. Тем не менее Морейн твердо намеревалась продолжать поиски. Могут пройти годы, прежде чем она без опасений сможет вернуться в Тар Валон. Очень многие годы.
Хотя по крышам стелился пронизывающий до костей ветер, на изгибавшихся дугой улицах было полно народу, в людской сутолоке с трудом разъезжались повозки и фургоны. Торговцы вразнос зычными голосами расхваливали свой товар, разложенный на лотках или нагруженный на тележки. Стремясь хоть немного расчистить себе дорогу, фургонщики громко выкрикивали предостережения и щелкали длинными кнутами, женщины чаще мужчин прибегали к тумакам, стремясь проложить себе путь, а потому и продвигались быстрее и по прямой. Морейн же приходилось петлять, уклоняясь от фургонов и повозок с высокими колесами. Разумеется, Морейн была не единственной чужеземкой, кто шел по улице пешком. Торопливо пробормотав извинения, мимо протолкнулся тарабонец с густыми усами, смуглокожая уроженка Алтары недобро покосилась на Морейн, потом встретился улыбающийся иллианец – с бородкой, но с выбритой верхней губой. Можно сказать, красавчик, и не слишком высок. Темнолицый тайренец в полосатом плаще, даже попривлекательней иллианца, окинул Морейн взглядом с головы до пят и сладострастно причмокнул губами, что выдало его явно похотливые мыслишки. Он уже шагнул было к Морейн, как видно, с намерением завести с девушкой разговор, но она позволила ветру ненадолго распахнуть полу своего плаща. Этого оказалось достаточно: увидев цветные полосы на платье, незадачливый ухажер поспешил убраться восвояси. Смазливый красавчик готов был подкатываться с непристойным предложением к какой-нибудь купчихе, но благородная дама – совсем другое дело.
Однако кое-кто, двигаясь сквозь толчею, вовсе не испытывал затруднений. Дважды в толпе Морейн замечала уверенно шагавших Айз Седай, и те, кто узнавал их по лишенному признаков возраста лицу, почтительно уступал дорогу и торопился предупредить других, чтобы те посторонились, так что сестры шагали, окруженные кольцом пустого пространства, которое двигалось по улице вместе с ними. Ни ту ни другую сестру Морейн прежде не встречала, но, пригнув голову, держалась противоположной стороны улицы, как могла дальше, чтобы они не смогли ощутить в ней способность направлять Силу. Наверное, стоило надеть вуаль. Вон мимо прошла коренастая женщина, и кружева скрадывали черты ее лица. Да в такой вуали и с десяти шагов саму Сайрин Вайю не узнаешь! При этой мысли, сколь бы нелепой она ни казалась, Морейн вздрогнула.
Комнатку Морейн снимала в гостинице под названием «Небесные врата», самой лучшей и самой большой гостинице Канлуума. Широкое каменное здание в четыре этажа под зеленой крышей окружали лавки ювелиров, золотых и серебряных дел мастеров и белошвеек, которые поставляли свои товары в видневшиеся позади на Оленьем Холме особняки знати. Если б Морейн, перед тем как заплатить за комнату, знала, кто еще остановил свой выбор на «Небесных вратах», она ни за что не осталась бы тут. И хотя во всем городе не нашлось бы другой свободной комнаты, она предпочла бы ночевать на сеновале. Глубоко вздохнув, Морейн решительно шагнула внутрь. Ее сгорбленные плечи не распрямили ни охватившее разом тепло от огня, жарко пылавшего в четырех больших каминах, ни доносящиеся с кухни дразнящие ароматы.
