В горле у юноши жгло, чего никогда не бывало даже от дыма и жара в кузнице мастера Лухана. Он пошатнулся и повис, держась за стремя, пока Эгвейн не слезла с Белы и чуть ли не затолкала Перрина в седло, невзирая на его протесты. Правда, вскоре она уже сама стала цепляться на бегу рукой за стремя, придерживая юбки другой рукой, и совсем скоро он спешился, но колени его продолжали подгибаться. Перрину Пришлось подсадить девушку, чтобы заставить ее занять его место; она уже слишком устала, чтобы пререкаться с ним.
Илайас и не думал сбавлять темп. Он торопил ребят, осыпал язвительными насмешками и держался так близко к рыщущим на юге воронам, что Перрина не покидала мысль: как все обернется, стоит только одной из птиц оглянуться?
— Шевелитесь, чтоб вам сгореть! Вы что, думаете, вам придется лучше, чем тому лису, если они настигнут нас? Лису, кишки которого намотали ему на голову? — Эгвейн свесилась с седла, и ее шумно вырвало. — Вижу, вы его помните. Просто двигайтесь немного побыстрее. Вот и все. Просто немного побыстрее. Чтоб вам сгореть, мне-то думалось, что у фермерской молодежи есть выносливость. Работает весь день и всю ночь танцует. А мне так сдается, спит круглый день и спит всю ночь напролет. Переставляйте свои треклятые ноги!
Вначале путники начинали спускаться с холма, едва только последний ворон скрывался за гребнем следующего, потом уже, — когда отставшие все еще хлопали крыльями над его вершиной. Стоит только одной птице оглянуться. На востоке и западе вороны обыскивали местность, а они в это время проскакивали между ними через открытые участки. Одна птица — и все, этого хватит.
Вороны позади бегущих быстро к ним приближались. Пестрая и ее волки обходили их и подбегали ближе, не останавливаясь даже, чтобы зализать раны, но они уже получили хороший урок и вполне усвоили его — они следили и за небом. Как близко? Как долго? У волков нет такого представления о времени, как у людей, нет и причин делить день на часы. Для них хватало времен года, света и темноты. В большем нужды не было. В конце концов Перрину удалось понять, где будет на небе солнце, когда вороны, летящие сзади, нагонят людей. Он через плечо бросил взгляд на заходящее солнце и облизал губы сухим языком. Вороны нагонят их через час, может быть раньше. Через час, а до заката добрых два часа, по крайней мере два часа до полной темноты.
Мы умрем с заходом солнца, подумал Перрин, пошатываясь на бегу. Быть забитым как лисица. Он нащупал топор, затем протянул руку к праще. Она больше поможет. Хотя и немногим. Нет, немногим — против сотни воронов, сотни мечущихся стрелою мишеней, сотни вонзающихся клювов.
— Твой черед ехать верхом, Перрин, — устало произнесла Эгвейн.
— Еще немного, — задыхаясь, выдавил он. — Меня еще не на одну милю хватит.
Девушка кивнула и осталась в седле. Она точно устала. Сказать ей? Или пусть думает, что у нас все еще есть шанс спастись? Час надежды, пусть даже и отчаянной, или же час отчаяния?
Илайас снова наблюдал за ним, ничего не говоря. Он-то должен знать, но он не проронил ни слова. Перрин опять взглянул на Эгвейн и сморгнул горячие слезы. Он коснулся топора и подумал, хватит ли у него мужества. В последние минуты, когда вороны обрушатся на них, когда исчезнет последняя надежда, хватит ли у него мужества избавить ее от такой смерти, которой умер лис? Свет, дай мне сил!
Вороны впереди, казалось, разом исчезли. Перрин по-прежнему различал темные размытые облачка вдалеке, на востоке и на западе, но вот впереди... ничего. Куда они делись? Свет, если мы их перегнали...
Вдруг юношу обдало холодком, его охватило отчетливое морозное покалывание, будто посреди зимы он прыгнул в реку Винный Ручей. Мороз пробежал по коже и, казалось, унес прочь немного усталости, немного снял тупую боль в ногах и ослабил жжение в легких. И он оставил после себя... что-то.
Перрин не мог бы сказать, что именно, он просто чувствовал себя иначе. Споткнувшись, он остановился и огляделся испуганно по сторонам.
Илайас наблюдал за ним, наблюдал за обоими со слабым блеском в глазах. Он знал, что произошло, Перрин был в этом уверен, но бородач лишь наблюдал за ними.
Эгвейн натянула поводья, останавливая Белу, и неуверенно оглянулась вокруг, отчасти изумленно, отчасти с боязнью.
— Это... странно, — прошептала она. — Такое чувство, будто у меня что-то отняли.
Даже кобыла выжидающе подняла голову, ноздри ее раздавались и подрагивали, будто чуяли слабый аромат свежескошенного сена.
— Что... что это было? — спросил Перрин.
Илайас вдруг хохотнул. Он нагнулся, встряхивая плечами и упираясь ладонями в колени.
— Безопасность, вот что такое. Нам это удалось, вы, проклятые глупцы. Ни один ворон не пересечет эту границу... во всяком случае, ни один, в ком глаза Темного. Троллока пришлось бы тянуть силком, и нужно было бы что-то весьма свирепое, чтобы вынудить Мурддраала насильно гнать того туда. Айз Седай сюда тоже ни ногой. Единая Сила здесь не действует; Истинного Источника они коснуться не могут. Даже почувствовать Источник не могут, словно тот пропал. У них словно бы зуд внутри, вот как. На них трясучка нападает, как после семидневной попойки. Тут — безопасность.
Вначале, на взгляд Перрина, местность ничем не отличалась от той, по которой путники шли весь день: те же перекатывающиеся волнами холмы и увалы. Потом в траве он заметил зеленеющие ростки; их было немного, и они с трудом пробивались к свету, но все равно их оказалось больше, чем он видел где-либо еще. И сорняков среди травы росло меньше. Перрин не мог никак понять, что это такое, но было... нечто вокруг этого места. И что-то из сказанного Илайасом щекотнуло память юноши.
— Что это? — спросила Эгвейн. — Я чувствую... Что это за место? Мне оно как-то не нравится.
— Стеддинг! — рявкнул Илайас. — Вы что, никогда сказаний не слышали? Разумеется, огир здесь три тысячи с лишним лет не бывало, с самого Разлома Мира, но это именно стеддинг создал огир, а не огир создали стеддинг.
— Всего лишь легенда, — запинаясь, промолвил Перрин. В преданиях стеддинги всегда были убежищами, укрытиями, — неважно, от Айз Седай ли, или от созданий Отца Лжи.
Илайас выпрямился, если и не в полной мере посвежевший, то все же по его виду нельзя было сказать, что он бежал почти весь день.
— Ладно, пошли. Нам лучше забраться поглубже в эту легенду. Последовать за нами вороны не могут, но увидеть нас так близко от границы вполне сумеют, и их может оказаться достаточно много, чтобы следить за всей границей. Пусть уж они охотятся подальше.
Перрину хотелось остаться там, где он сейчас стоял, ноги у него подгибались и приказывали ему лечь и полежать этак с недельку. Какой бы прилив сил он ни чувствовал, хватило их ненадолго; вся усталость и ноющая боль вернулись. Юноша заставил себя сделать шаг, потом другой. Шаги давались нелегко, но он продолжал шагать. Эгвейн стегнула поводьями, пуская Белу вперед. Илайас опять перешел на экономный бег вприпрыжку, лишь изредка сменяя его на шаг, когда становилось ясно, что другим за ним не поспеть. И шел быстрым шагом.
