— Я знаю, вы говорите — никому не доверять, — сказала Эгвейн, — но коли вы с подозрением относитесь к хозяину, то как мы можем оставаться в этой гостинице?
— Я подозреваю его не больше, чем любого другого, — ответил Лан. — Но пока мы не достигнем Тар Валона, я буду сомневаться в каждом. Там я буду относиться с подозрением только к половине окружающих.
Ранд начал было улыбаться, решив, что Страж пошутил. Но потом понял, что на лице Лана не было и намека на шутку. Да, он действительно готов подозревать людей в Тар Валоне. Да есть ли где-то безопасное место?
— Он преувеличивает, — успокоила Морейн. — Мастер Фитч — хороший человек, честный и заслуживающий доверия. Но любит поговорить и из самых лучших побуждений мог бы ненароком упустить словечко, которое скользнет не в то ухо. И я еще ни разу не останавливалась в гостинице, где бы половина служанок не подслушивала под дверями и не тратила на сплетни времени больше, чем на перестилание постелей. Ладно, давайте сядем за стол, пока наш ужин совсем не остыл.
Они расселись за столом, Морейн во главе, Лан — на другом конце стола, и некоторое время было не до разговоров: каждый наполнял свои тарелки. Этот ужин нельзя было назвать пиром, но после почти недели одних лишь лепешек и сушеного мяса такая трапеза могла показаться пиршеством.
Спустя немного времени Морейн спросила:
— Что ты разузнал в общей зале?
Ножи и вилки замерли в воздухе, и все взгляды сосредоточились на Страже.
— Хорошего мало, — ответил Лан. — Эвин был прав, по крайней мере, если судить по слухам. В Гэалдане было сражение, и Логайн вышел победителем. На устах у всех дюжина всяких рассказов, но все они сходятся на этом.
Логайн? Должно быть, это Лжедракон. Впервые Ранд услышал, как этого человека называют по имени. Причем Лан говорил таким тоном, будто знавал его.
— Айз Седай? — тихо спросила Морейн, и Лан качнул головой.
— Не знаю. Кто-то говорит, что все они погибли, а кто-то — что нет. — Он хмыкнул. — Кое-кто даже утверждает, что они переметнулись к Логайну. Ничего достоверного, а у меня не было ни малейшего желания проявлять излишний интерес.
— Да, — сказала Морейн. — Хорошего мало. — Глубоко вздохнув, она вернулась к ужину. — А что по поводу нашего положения?
— В этом отношении новости лучше. Никаких странных происшествий, никаких чужаков, которые могут оказаться Мурддраалом, и точно нет никаких троллоков. А Белоплащники заняты тем, что плетут интриги против губернатора Айдана, потому что тот не хочет с ними сотрудничать. Они нас даже и не заметят, пока мы сами не привлечем внимания к себе.
— Хорошо, — сказала Морейн. — Это совпадает с тем, что сказала прислуга в купальне. У сплетен свои достоинства. Итак, — она обратилась ко всем членам отряда, — нам еще предстоит долгий путь, но минувшая неделя не была легкой, поэтому я намерена пробыть здесь эту ночь и завтрашнюю и выехать послезавтра рано утром. — Молодежь радостно заухмылялась: как-никак, впервые в городе. Морейн улыбнулась, но все равно строго спросила: — Что на это скажет мастер Андра?
Лан бесстрастным взором обвел ухмыляющиеся лица.
— Вполне терпимо, если они все-таки запомнят, что я им сказал.
Том хмыкнул в усы.
— Эти деревенские потеряются в... городе.
Он вновь хмыкнул и покачал головой.
Так как гостиница была переполнена, новоприбывшим предоставили только три комнаты: одну — для Морейн и Эгвейн и две — для мужчин. Ранду предстояло делить комнату с Ланом и Томом, она находилась на четвертом этаже, в задней части здания, под самым скатом крыши, с единственным маленьким окошком, выходящим на конный двор. Уже пала глубокая ночь, и свет из окон гостиницы ложился на землю желтыми лужицами. Эта комната, с самого начала небольшая, после того как поставили дополнительную кровать для Тома, стала еще меньше, хоть кровати и были узкими. И к тому же, как обнаружил Ранд, растянувшись на одной из них, еще и жесткими. Явно не самая лучшая комната.
Том задержался ненадолго — только для того, чтобы достать из футляров флейту и арфу, — а потом ушел, немного попрактиковавшись в принятии величественных поз. Лан отправился вместе с ним.
Странно, заметил про себя Ранд, недовольно ворочаясь на постели. Неделю назад он бы, словно сорвавшийся с горы камень, скатился вниз по лестнице, выпади возможность поглядеть выступление менестреля, даже пронесись только слух о нем. Но он слушал Томовы предания каждый вечер целую неделю, и Том ведь будет здесь завтрашним вечером и следующим, а горячая ванна ослабила жгуты мускулов, которые, как он думал, туго переплелись едва ли не навсегда, и от горячей — впервые за неделю — еды в нем медленно растекалась вялость. Сквозь сон ему пришла в голову мысль: знал ли Лан этого Лжедракона, Логайна? Внизу раздались приглушенные возгласы — общая зала радостными криками приветствовала появление Тома, но Ранд уже уснул.
* * *
Каменный коридор был сумрачен и затенен, в нем — один только Ранд. Он не мог сказать, откуда пробивался свет, каким бы тусклым тот ни был; на голых серых стенах не было ни свечей, ни фонарей, не было вообще ничего, что объясняло бы смутное неясное освещение. В неподвижном сыром воздухе разносился отдаленный глухой звук мерно капающей воды. Чем бы это ни было, это вовсе не гостиница. Нахмурившись, Ранд потер лоб. Гостиница? Голова разламывалась от боли, и трудно было удержать в ней нить мысли. Что-то там насчет... гостиницы? Так или иначе, но эта мысль исчезла.
Ранд облизал губы — хотелось пить. Его мучила ужасная жажда, он был весь как пересохший сухарь. Решиться его заставил этот капающий звук. Выбирать не из чего, есть лишь жажда, и он направился в сторону этого мерного «кап-кап-кап».
Коридор все тянулся и тянулся вперед, его не пересекал ни единый переход, в нем ничего не менялось, ни в малейшем отношении. Его монотонность нарушали лишь простые двери, расположенные попарно друг против друга через правильные промежутки, растрескавшееся дерево было сухим, несмотря на влажный воздух. Перед юношей отступали по коридору тени, остающиеся неизменными, а капель не приближалась ни на шаг. Устав от однообразия, Ранд решил свернуть в одну из этих дверей. Она с легкостью открылась, и он шагнул через порог в мрачную палату с каменными стенами.
Одна стена рядом сводчатых арок выходила на серокаменный балкон, за которым открывалось небо, подобного которому Ранд никогда не видел. Чересполосица облаков — черных и серых, красных и оранжевых — протянулась по небосводу, словно их гнали ураганные ветры, бесконечно плетя и переплетая. Никто ни разу не видел такого неба — его просто не могло быть.
Ранд оторвал взгляд от балкона, но остальная часть комнаты оказалась не лучше. Необычные изгибы и странные углы, словно эта комната волей какого-то случая возникла в расплавившемся, а потом застывшем камне, — колонны будто выросли из серого пола. В огромном камине ревело пламя, напоминая кузнечный горн, в который мехи гонят воздух, но жара огонь не давал. Очаг был выложен необычными овальными камнями: они лишь выглядели камнями, гладкими и влажно-блестящими, несмотря на яростные языки пламени, если смотреть прямо на них, но стоило глянуть на них краешком глаза, как они превращались в лица мужчин и женщин, корчащихся в страшных муках, разевающих рты в безмолвном крике. В центре комнаты стояли стулья с высокими спинками и полированный стол, совершенно обычные, но их привычность лишь подчеркивала странность остального. На стене висело одинокое зеркало, но обыкновенным оно вовсе не было. Когда Ранд взглянул в него, то вместо своего отражения увидел размытое пятно. Но все прочее в комнате зеркало показывало верно.
