У Эгвейн с языка сорвался вопрос:
— Что ты видишь, глядя на меня?
Мин взглянула на нее:
— Белое пламя, и… Ох, да много всего разного. Я не знаю, что это все значит.
— Вот такого она много говорит, — сухо заметила Илэйн. — Посмотрев на меня, она сказала, что увидела отрубленную руку. Говорит, не мою. И об этом, утверждает, ничего растолковать не может, не знает, что она значит.
— Потому что не знаю, — сказала Мин. — Я не понимаю, что значит хотя бы половина всего этого.
Скрип сапог на дорожке заставил девушек обернуться, и они увидели двух юношей — блестящие от пота торсы, через локоть переброшены куртки и рубашки, в руках — мечи в ножнах. Эгвейн поймала себя на том, что во все глаза глядит на самого красивого мужчину, которого она в жизни видела. Высокий, стройный, но мускулистый, он вышагивал с кошачьей грацией. Вдруг до нее дошло, что он склонился над ее рукой — она даже не почувствовала, как он взял ее ладонь своей рукой, — и пошарила в памяти в поисках услышанного раньше имени.
— Галад, — пробормотала она. Его темные глаза смотрели на нее в упор. Юноша был старше нее. Старше Ранда. При мысли о Ранде она вздрогнула и очнулась.
— А я — Гавин, — ухмылялся второй юноша. — По-моему, в первый раз вы не расслышали.
Мин тоже широко улыбалась, и одна Илэйн глядела хмуро.
Эгвейн внезапно вспомнила про свою руку, которую все еще держал Галад, и высвободила ее.
— Если позволят ваши обязанности, — сказал Галад, — я был бы рад снова увидеть вас, Эгвейн. Мы могли бы погулять, или, если вы получите разрешение оставить Башню, мы могли бы выбраться за город на пикник.
— Это… это было бы славно. — Она стеснялась остальных, стоящих рядом. Мин и Гавин по-прежнему ухмылялись, будто эта сцена их немало забавляла, Илэйн смотрела мрачнее тучи. Эгвейн попыталась успокоить себя, думая о Ранде. Он такой… красивый. Она вздрогнула, испугавшись, что невзначай сказала это вслух.
— Тогда до встречи. — Наконец оторвав свой взгляд от глаз Эгвейн, он поклонился Илэйн. — Сестра. — Гибкий словно клинок, он зашагал через мост.
— Этот, — проворчала Мин, глядя ему вслед, — всегда будет делать то, что сочтет правильным. Невзирая на тех, кому от этого будет больно.
— Сестра? — сказала Эгвейн. Пасмурный вид Илэйн с уходом Галада смягчился лишь чуть. — Я думала, он твой… то есть по тому, как ты хмурилась… — Она решила, что Илэйн ревновала, и все еще не была уверена в обратном.
— Я ему не сестра, — твердо заявила Илэйн. — Отказываюсь быть.
— Наш отец был его отцом, — сухо сказал Гавин. — Этого отрицать ты не можешь, если не хочешь только назвать мать лгуньей, а это, по-моему, потребует куда больше нахальства, чем у нас есть на двоих.
Впервые Эгвейн поняла, что у Гавина такие же рыжевато-золотистые волосы, что и у Илэйн, хотя сейчас потемневшие и слипшиеся от пота.
— Мин права, — сказала Илэйн. — У Галада нет ни капли человечности. Он ставит правоту выше милосердия, или жалости, или… Он человек не в большей степени, чем троллок.
На лице Гавина вновь расплылась ухмылка:
— Об этом ничего не знаю. Если судить по тому, как он тут на Эгвейн смотрел, то нет. — Он поймал на себе взгляд Эгвейн, потом сестры и поднял руки, словно парируя их взоры своим мечом в ножнах. — Кроме того, с мечом у него выходит лучше, чем у кого бы то ни было. Стражам нужно лишь раз что-то ему показать, и он уже выучил это. Меня они загоняли до смерти, с меня семь потов сошло, пока они научили меня половине того, что Галаду удается делать не напрягаясь.
— И быть ловким во владении мечом — достаточно? — фыркнула Илэйн. — Мужчины! Эгвейн, как ты могла догадаться, этот постыдно раздетый балбес — мой брат. Гавин, Эгвейн знает Ранда ал'Тора. Она из той же деревни.
— Вот как? Он и вправду родился в Двуречье, Эгвейн?
Эгвейн заставила себя спокойно кивнуть. Что он знает?
— Конечно. Я вместе с ним росла.
— Конечно, — медленно произнес Гавин. — Какой необычный человек. Пастух, как он сказал, но он выглядел и вел себя совсем не так, как виденные мною пастухи. Необычный. Я с разными людьми встречался, и они встречались с Рандом ал'Тором. Некоторые и имени его не знают, но по описанию точь-в-точь он, и Ранд переменил жизнь каждого. Старый фермер, который приехал в Кэймлин, чтобы просто посмотреть на Логайна, когда того провозили через город по пути сюда. Он, однако, остался и, когда вспыхнули беспорядки, поддержал мать. Из-за молодого парня, который отправился повидать мир, того парня, который заставил его задуматься, что в жизни есть что-то большее, чем ферма. Ранд ал'Тор. Можно подумать, будто он — та'верен. Элайда определенно им интересуется. Вот я и гадаю: изменит ли встреча с ним наши жизни в Узоре?
Эгвейн посмотрела на Илэйн и Мин. Она была уверена: у них нет ничего в подтверждение того, что Ранд и в самом деле та'верен. Раньше под таким углом она над этим не задумывалась; он был Рандом, и он страдал от того, что мог направлять… Но та'верен приводят в движение людей, хотят того они или нет.
— Вы мне в самом деле очень нравитесь, — внезапно сказала Эгвейн, жестом охватывая обеих девушек. — Я хочу быть вашей подругой.
— И я хочу быть твоей подругой, — сказала Илэйн. Эгвейн порывисто обняла ее, а потом Мин спрыгнула с парапета, и они втроем стояли на мосту, обнявшись вместе.
— Мы втроем связаны, — сказала Мин, — и мы не позволим никакому мужчине сюда вмешаться. Даже ему.
— Не соблаговолит ли одна из вас сказать мне, что все это означает? — вежливо осведомился Гавин.
— Ты не поймешь, — сказала ему сестра, и все три девушки, будто им смешинки в горло попали, захихикали.
Гавин поскреб шевелюру, потом покачал головой:
— Ладно, если дело касается Ранда ал'Тора, то уверен, вы не хотите, чтобы услышала Элайда. С тех пор как мы приехали сюда, она трижды вытрясала из меня душу не хуже Белоплащника-Вопрошающего. Не думаю, что она намерена ему… — Он вздрогнул; сад пересекала женщина, женщина в шали с красной бахромой. — «Назови Темного, — процитировал он, — и он тут как тут». Мне вовсе не требуется еще одно поучение на тему, что я должен носить рубашку, когда выхожу с учебного двора. Всего вам доброго.
Взойдя на мост, Элайда бросила взгляд в спину уходящему Гавину. Как подумалось Эгвейн, она была скорее привлекательной женщиной, чем красивой, но это лицо без возраста отличало ее так же несомненно, как и шаль; только новоиспеченные сестры подчеркивали свою принадлежность к Айз Седай ношением шали, остальным она не была нужна. Когда взгляд Элайды скользнул, задержавшись на мгновение, по Эгвейн, девушка вдруг увидела безжалостность в Айз Седай. Она всегда считала Морейн сильной и твердой, сталью под шелком, но Элайда обходилась вовсе без шелка.
— Элайда, — сказала Илэйн, — это — Эгвейн. Она тоже родилась с зерном этого дара. И у нее уже было несколько уроков, поэтому она продвинулась так же далеко, как и я. Элайда?
