Однажды Домон поинтересовался о дамани. Кэбан, сидевший перед рулевым, вытянул руку вверх и приставил острие меча к горлу Домона.
— Осторожней со своим языком, не то потеряешь его. Это дело Высокородных и совсем не твоего ума. И не моего. — Он осклабился при этих словах и умолк, вновь принявшись водить точилом вдоль тяжелого изогнутого клинка.
Домон смахнул капельку крови, выступившую над воротом, и зарекся вновь спрашивать, по крайней мере на эту тему.
Чем ближе к Фалме, тем чаще встречались высокие, громоздкие с виду корабли Шончан, некоторые под парусами, но в большинстве своем на якорях. Громадные, каждый с башнями, с крутым носом — Домон никогда не видел такие длинные корабли, даже у Морского Народа. Он заметил местные суденышки, с острыми носами и косыми парусами. Они сновали туда-сюда по зеленым волнам. Это зрелище придало ему уверенности. Похоже, Эгинин говорила правду о том, что его отпустят.
Когда «Ветка» приблизилась к мысу, где стоял Фалме, у Домона перехватило дыхание при виде множества шончанских кораблей, бросивших якорь вне гавани. Он попытался пересчитать их, но, насчитав с сотню — а это было меньше половины, — сбился и бросил это занятие. Раньше ему случалось видеть сразу много судов — в Иллиане, и в Тире, и даже в Танчико, — но суда там были намного мельче. Угрюмо бурча, Домон завел «Ветку» в гавань, как овечку в загон, под надзором громадного шончанского сторожевого пса.
Фалме располагался на намывной косе, на самой оконечности Мыса Томан, дальше на запад не было ничего, только Океан Арит. У входа в гавань, по обе стороны, возносились высокие утесы, и на верхушке одной из скал, которые должно обязательно миновать каждое вплывающее в Фалме судно, стояли башни Наблюдающих За Волнами. Сбоку одной башни висела огромная клетка, внутри нее, просунув ноги между перекладинами, уныло сидел человек.
— Кто это? — спросил Домон.
Кэбан перестал в конце концов острить меч, когда Домон уже стал подумывать, не решил ли тот им бриться. Шончан глянул вверх, куда показал Домон:
— А-а, это! Старший Наблюдатель. Не тот, конечно, который был главным, когда мы впервые пришли сюда. Каждый раз, как он умирает, они выбирают нового, и мы сажаем его в клетку.
— Но зачем? — спросил Домон.
Ухмылка Кэбана открыла слишком много зубов:
— Они наблюдали не за тем и позабыли, когда нужно было помнить.
Домон отвел глаза от Шончан. «Ветка» скользнула с последней настоящей морской волны в более спокойные воды гавани. Я — торговец, и это не мое дело.
Фалме поднимался от каменных причалов по склонам ложбины, которая и образовывала эту гавань. Домон никак не мог решить, то ли это приличных размеров село, то ли маленький город. Среди домов из темного камня он определенно не видел ни одного здания, готового сравниться с самым ничтожным дворцом Иллиана.
Домон направил «Ветку» к причалу и, пока команда швартовала судно, прикидывал, не купят ли Шончан фейерверков из его трюмов. Не мое дело.
К удивлению Домона, к пирсу на шлюпке подплыла сама Эгинин, со своей дамани. На этот раз браслет носила другая женщина, в платье с красными вставками и с раздвоенными молниями, но дамани была той же самой женщиной с печальным лицом, которая никогда не поднимала взора, если только вторая не заговаривала с нею. Эгинин выпроводила Домона и его команду с корабля, и тех усадили на пристани под присмотром пары ее солдат — похоже, она считала, что большего не требуется, и Домон спорить с нею не собирался, — а другие солдаты тем временем обыскивали под ее руководством «Ветку». В обыске участвовала и дамани.
Вдалеке на пирсе появилась тварь. По-иному это «нечто» Домон охарактеризовать не мог. Массивное создание с кожистой серо-зеленой шкурой и пастью-клювом на клинообразной голове. И с тремя глазами. Оно тяжело шлепало рядом с мужчиной, на чьих доспехах было три нарисованных глаза, таких, как у этого создания. Местный люд, портовые рабочие и моряки, в непритязательно расшитых рубахах и длинных, до колен, фуфайках, шарахались от проходящей мимо парочки, но из Шончан никто не посмотрел на нее дважды. По-видимому, человек управлял этой бестией жестами.
Мужчина и тварь свернули и исчезли за зданиями, а Домон пялился им вслед, и его команда тихо перешептывалась. Оба шончанских охранника, не проронив ни слова, насмешливо скалились. Не мое дело, напомнил себе Домон. Его дело — его корабль.
В воздухе ощущался знакомый запах соленой воды и смолы. Домон беспокойно ерзал на нагретом солнцем камне и терялся в догадках, чего же ищут Шончан. Что же ищет та дамани? Гадал, что же это за тварь была такая. Описывая круги над гаванью, кричали чайки. Он подумал о том, какие крики срывались бы с туб того человека в клетке. Это — не мое дело.
Наконец Эгинин вывела своих людей на причал. Встревоженный Домон заметил, что капитан Шончан несла что-то, завернутое в отрез желтого шелка. Что-то маленькое, умещавшееся в ладони, но она осторожно несла это «что-то» обеими руками.
Домон поднялся на ноги — медленно, из-за солдат, хотя их взгляды и излучали то же презрение, что и взор Кэбана.
— Вот видите, капитан? Я всего-навсего мирный торговец. А не захотят ли ваши люди купить фейерверки?
— Может, и захотят, торговец. — Эгинин с трудом сдерживала возбуждение, отчего тревога Домона только усилилась, а от следующих ее слов на душе у него стало совсем худо. — Ты пойдешь со мной.
Она приказала двум солдатам идти с нею, и один из них подтолкнул Домона вперед. Тычок был совсем не грубым; таким, как доводилось Домону видеть, фермеры поторапливают корову. Стиснув зубы, он зашагал за Эгинин.
Булыжная мостовая вела вверх по склону, прочь от портовых запахов. Улица шла все вверх, и крытые шифером дома становились больше и выше. Как ни странно для города, оказавшегося под пятой захватчика, на улицах было больше местных жителей, чем шончанских солдат, и частенько носильщики, обнаженные по пояс, проносили мимо паланкины с задернутыми шторками. Со стороны казалось, будто фалмийцы занимаются повседневными делами, будто Шончан тут и в помине нет. Или почти нет. Когда мимо проносили паланкин или проходили солдаты, и бедный люд, с единственной извивающейся полосой, или с двумя, нашитыми на грязные одежды, и народ побогаче, в сорочках, жилетах и платьях, от плеч до пояса вышитых замысловатыми узорами, кланялись и замирали в поклоне, пока Шончан не удалялись на приличное расстояние. Так же они поступили и перед Домоном и его охраной. И Эгинин, и солдаты только скользили по ним взглядом.
С неожиданным потрясением Домон уразумел, что кое у кого из встречных горожан на поясе висят кинжалы, а у трех-четырех он заметил мечи. Он был так потрясен, что, не подумав, спросил:
— Кое-кто из них принял вашу сторону?
Эгинин бросила на него хмурый взгляд через плечо, явно озадаченная. Не замедляя шага, она посмотрела на прохожих и кивнула понимающе:
— Ага, ты про мечи. Торговец, отныне они — наши люди; они дали клятву. — Она внезапно остановилась и указала на высокого широкоплечего мужчину в богато вышитом жилете и с мечом на простой кожаной перевязи. — Эй, ты!
