Он постучал в пять дверей — дважды был обруган, а обитатели двух других кают вышли на палубу — и только в пятой каюте нашел Морейн. Она была полностью одета и, скрестив ноги, сидела на одной из узких кроватей, что-то читая в своей записной книжке при свете фонаря. Книжка была открыта в начале, и он увидел заметки, которые, должно быть, были сделаны ею еще до того, как она пришла в Эмондов Луг. На другой кровати были аккуратно разложены вещи Лана.
— Я видел сон, — сказал он и принялся рассказывать. Полностью пересказав сновидения, он даже задрал рубашку, чтобы показать ей маленький кружочек на своей груди, красный, с волнистыми яркими линиями, будто лучами, отходящими от него. Он и раньше кое-что скрывал от Морейн и, наверно, будет скрывать и в будущем, но именно это может оказаться слишком важным, чтобы утаивать. Гвоздик — самая маленькая деталь ножниц, и его проще всего сделать, но без него ножницы не смогут резать. Кончив рассказ, он остался стоять, ожидая, что же будет дальше.
Женщина следила за ним без всякого выражения, только темные глаза будто рассматривали каждое слово, исходящее из его уст, взвешивая его, измеряя, оценивая, поднося к свету. Она сидела в той же позе, только теперь рассматривала его, так же взвешивая, обмеривая и поднося к свету, как недавно слова.
— Это на самом деле важно? — наконец потребовал ответа Перрин. — Я думаю, это был один из тех волчьих снов, о которых вы мне рассказывали, даже уверен, что один из тех, это должно быть так! Но это вовсе не означает, что все увиденное случилось в действительности. Только, помните, вы говорили, некоторые из Отрекшихся на свободе, а он называл ее Ланфир и… Это важно, или я стою здесь как дурак?
— Есть женщины, — медленно произнесла она, — которые сделали бы все от них зависящее, чтобы укротить тебя, если бы слышали то, что только что услышала я.
Ему показалось, что его легкие заледенели, он не мог вздохнуть.
— Я не обвиняю тебя в том, что ты якобы способен направлять, — продолжала она, и лед у него внутри растаял, — или даже в возможности научиться этому. Попытка укрощения не принесет тебе вреда, не считая, правда, грубого обращения, неизбежного от Красных Айя, а свою ошибку они поняли бы только потом. Такие мужчины так редки, что даже Красные со всеми своими поисками за последние десять лет не нашли больше троих. По крайней мере, до наплыва всех этих Лжедраконов. Я хочу, чтобы ты понял: я не думаю, что ты вдруг овладел Силой. Тебе это не грозит, не бойся.
— Большое спасибо, — сказал он с горечью. — Вам незачем было приводить меня в смертельный ужас, чтобы сказать: мне нечего бояться.
— Но у тебя есть причина бояться. Или, по крайней мере, быть осторожным, как и говорил тебе волк. Красные сестры или кто-нибудь другой могут убить тебя до того, как обнаружат, что в тебе нет ничего такого, из-за чего следовало бы тебя укрощать.
— О Свет! Свет, сожги меня! — Он смотрел на нее, хмурясь. — Вы пытаетесь водить меня за нос, Морейн, но я не теленок, и у меня нет кольца в носу. Красные Айя или кто-нибудь другой не будут помышлять об укрощении, если только в том, что мне снится, нет чего-то реального. Означает ли это, что Отрекшиеся вырвались на свободу?
— Я еще раньше тебе говорила, что так может случиться. Некоторые из них — наверное. В твоих… снах, Перрин, нет ничего, что я могла предположить. Сновидицы писали о волках, но именно такого я не ожидала.
— А я думаю, что все случившееся было на самом деле. Я видел нечто, что произошло взаправду, нечто, чему стал нежеланным свидетелем. — То, что ты и должен был увидеть. — По-моему, самое меньшее — Ланфир на воле. Что вы теперь будете делать?
— Я еду в Иллиан. А потом отправлюсь в Тир и надеюсь добраться туда раньше Ранда. Нам пришлось слишком поспешно покинуть Ремен, и Лан не сумел определить, пересек ли он реку или двинулся вниз по течению. Мы должны узнать его путь до прибытия в Иллиан. Если он пошел этим путем, мы найдем какое-нибудь подтверждение этому. — Она бросила взгляд на свою книжку, словно собираясь продолжить чтение.
— И это все, что вы собираетесь делать? Ланфир на свободе, и один только Свет знает, сколько еще других освободилось!
— Не задавай мне вопросов, — холодно сказала она. — Ты не знаешь, какие вопросы следует задавать, и если я захочу тебе на них ответить, ты поймешь меньше половины. А отвечать я не стану.
Он заерзал под ее взглядом, и ему стало ясно, что она больше ничего не скажет по этому поводу.
Рубашка касалась ожога на груди, причиняя боль. Ожог казался небольшим. Не от удара молнии, не от этого. Но как он получил его, было уже другое дело.
— Гм… Не исцелите ли вы это? — обратился он к Морейн.
— А тебя больше не тревожит, что к тебе будет применена Единая Сила, Перрин? Нет, я не собираюсь это исцелять. Ожог несерьезный, и пусть он напоминает тебе о необходимости быть осторожным.
Он понял — быть осторожным, чтобы не выводить Морейн из себя, а равно и насчет его снов — чтобы скрывать их от других.
— Тебе больше не о чем меня спросить, Перрин?
Он шагнул было к двери, потом вспомнил:
— Есть еще одна вещь. Если женщину зовут Заринэ, то что, по-вашему, это имя говорит о ней?
— Света ради, почему ты спрашиваешь об этом?
— Девушка, — неуверенно сказал он. — Молодая женщина. Я встретил ее прошлым вечером. Она одна из пассажиров…
Пусть Морейн сама узнает — Заринэ известно, что она Айз Седай. И, как кажется, девушка думает, что, следуя за ними, доберется к Рогу Валир. Он не собирался утаивать ничего из того, что считал важным, но если Морейн могла быть скрытной, то и он мог держаться замкнуто.
— Заринэ. Это салдэйское имя. Ни одна женщина не назовет так свою дочь, если не уверена, что девочка станет необыкновенной красавицей. И покорительницей сердец. Из тех, кто будет возлежать на диванных подушках во дворцах в окружении слуг и поклонников. — Она мимолетно, но не скрывая веселья, улыбнулась: — Может быть, у тебя, Перрин, есть другая причина осторожничать, раз на судне вместе с нами плывет Заринэ?
— Я буду очень осторожен, — сказал он. Во всяком случае он понял, почему Заринэ не нравилось ее имя. Едва ли оно подходило для Охотника за Рогом. Так оно и было, пока она не назвала себя «Соколом».
Выйдя на палубу, Перрин увидел Лана. Тот стоял и поглядывал на Мандарба. И Заринэ сидела на бухте канатов, около релинга, она точила один из своих ножей и следила за Перрином. Большие треугольные паруса были поставлены и туго натянуты, и «Снежный гусь» летел вниз по реке.
Глаза Заринэ следили за Перрином. А он прошел мимо нее и встал на носу. Вода расходилась по обе стороны «Снежного гуся», подобно земле, отворачиваемой хорошим плугом. Он размышлял о снах и об айильцах, о видениях Мин и о соколах. Грудь по-прежнему болела. Никогда еще жизнь не была такой запутанной, как сейчас.
* * *
Пробудившись от изнуряющего сна, Ранд сел, хватая ртом воздух; плащ, которым он укрывался вместо одеяла, соскользнул. Ныл бок. Старая рана, полученная под Фалме, сильно болела. Костерок прогорел до углей, иногда в нем вспыхивали редкие язычки пламени, но и этого было достаточно, чтобы заставить двигаться тени. Это был Перрин. Он! Это был он, и вовсе не во сне. Но каким образом? Я чуть было не убил его! О Свет, надо быть осторожным!
