— Ты считаешь, что я не прав? — тихонько спросил Перрин. — Но ведь защищаться вправе каждый, и Айрам в том числе. Нельзя следовать Путем Листа по принуждению.
— Мне просто не нравится, когда тебе больно, — чуть слышно произнесла девушка.
Перрин на миг замер, занеся нож над тарелкой. Больно? Ему? Да, эта мечта, Путь Листа, не для него.
— Я всего-навсего устал, — с улыбкой сказал он, но Фэйли, как ему показалось, этому не поверила.
Не успел Перрин отправить в рот второй кусок, как в дверь просунулся Бран. На голове его снова красовался шлем.
— С севера скачут всадники! Уйма всадников! Сдается мне, это Белоплащники.
Как только Перрин встал из-за стола, Фэйли метнулась в сторону, и, когда он садился в седло, а мэр, бормоча что-то себе под нос, прикидывал, что сказать Белоплащникам, она уже выехала из-за угла постоялого двора верхом на Ласточке.
Многие сельчане, побросав свои дела, спешили к северной околице. Перрин особо не торопился. Не исключено, что Белоплащники только за ним и пожаловали. Именно для того, чтобы его схватить. Ему вовсе не хотелось оказаться в оковах, но и поднимать земляков на бой с Белоплащниками ради собственной безопасности он не собирался. Следуя за Браном, он слился с потоком людей, пересекавших Фургонный Мост, перекинутый через Винную Реку. Копыта Ходока и Ласточки зацокали по дощатому настилу. У кромки воды росло несколько высоких ив. Как раз у моста начинался Северный Тракт, ведущий к Сторожевому Холму и дальше на север. Отдаленные клубы дыма истончились: видать, фермы выгорели почти дотла.
За околицей он увидел пару перегораживающих большак фургонов и толпящихся возле наклонного частокола людей с луками и копьями. Судя по запаху, они были крайне возбуждены. Взволнованно переговариваясь, все наблюдали за тем, как к деревне, вздымая клубы пыли, приближаются всадники в белых плащах, сверкающих островерхих конических шлемах, в кольчугах и доспехах. Двигались они безукоризненной колонной по двое и даже копья держали под одним, строго выверенным углом. Возглавлял их молодой, очень прямо держащийся в седле мужчина, суровое лицо которого показалось Перрину смутно знакомым. С появлением мэра разговоры в толпе стихли. А может быть, людей успокоило то, что они увидели Перрина?
Не доехав шагов двести до частокола, суровый командир поднял руку, и колонна резко замерла. По рядам воинов, повторяясь эхом, пробежал отрывистый приказ.
Затем командир двинулся дальше в сопровождении всего полудюжины Белоплащников. Подъехав ближе, он обвел пристальным взглядом фургоны, заостренные колья и толпящихся за ними вооруженных людей. Даже если бы его плащ не украшали под многолучевой эмблемой Солнца служившие знаком отличия высокого ранга банты, по манерам этого человека нетрудно было догадаться, что он привык отдавать приказы.
Невесть откуда появился как всегда блистательный Люк, в ярко-красном, шитом золотом кафтане, верхом на холеном вороном жеребце. Естественно, что командир Белоплащников принял его за главного и, не сводя пристального взгляда с укреплений, обратился к нему.
— Я — Дэйн Борнхальд, — представился он, подъехав ближе, — капитан Детей Света. Вы соорудили все это, чтобы отгородиться от нас? Я слышал, что нам не разрешено вступать в Эмондов Луг. Если Чадам Света путь в эту деревню заказан, значит, она воистину предалась Тени.
Дэйн Борнхальд. Дэйн, а не Джефрам. Скорее всего, сын. Правда, это особенного значения не имело. Перрин полагал, что этот командир постарается схватить его, как и любой другой. Взгляд Борнхальда скользнул по лицу Перрина и метнулся обратно. Лицо капитана передернулось, рука в стальной перчатке потянулась к рукояти меча. Губы его растянулись в оскале. Перрину показалось, что командир Белоплащников сейчас бросится вперед, направит коня прямо на частокол, лишь бы добраться до него. Вблизи Перрин заметил, что жесткое лицо Белоплащника тронуто одутловатостью, а глаза блестят так же, как обычно у Байли Конгара. Вдобавок юноша учуял исходивший от капитана запах бренди. Но этот человек смотрел на Перрина так, будто испытывал к нему личную ненависть. С чего бы это? Прежде Перрин никогда с ним не встречался.
Зато он прекрасно знал человека, восседавшего на коне рядом с Борнхальдом. Рослый, сухопарый, со впалыми щеками и глубоко посаженными горящими глазами, Джарет Байар смотрел на Перрина с нескрываемой ненавистью — уж в этом-то сомневаться не приходилось.
У Люка хватило ума не говорить от имени деревни вместо Брана. Лорд принялся внимательно разглядывать колонну облаченных в белые плащи всадников, благо пыль осела и теперь можно было оценить их число. А было их куда больше, чем хотелось бы Перрину. Бран между тем медлил, ожидая кивка Перрина. Неужто он слова вымолвить не может, не заручившись одобрением подмастерья из кузницы? Ведь он же мэр! Этот молчаливый обмен взглядами явно не укрылся от Борнхальда и Байара.
— Мы соорудили все это вовсе не против вас, — заговорил наконец Бран, приосанясь и опершись на копье. — Просто наша деревня решила обороняться сама, и это оказалось нам вполне по силам. Хотите взглянуть на нашу работу? — Он горделиво указал на костер, в котором догорали туши троллоков. В воздухе витал тошнотворный запах горелой плоти, но, похоже, никто, кроме Перрина, этого не замечал.
— Вам, кажется, удалось убить нескольких троллоков, — пренебрежительно заметил Борнхальд. — Что ж, вам удивительно повезло. Поздравляю.
— Нескольких? — раздались в толпе возмущенные возгласы. — Ничего себе нескольких! Да мы уложили несколько сот!
— У нас тут было настоящее сражение!
— Мы схватились с ними и одолели!
— Интересно, а где вы в это время прятались?
— Мы сами можем за себя постоять, безо всяких там Белоплащников!
— Двуречье!
— Двуречье и Перрин Златоокий!
— Перрин Златоокий!
— Златоокий!
Леоф, которому ведено было охранять лесорубов и который, следовательно, должен был находиться совсем в другом месте, принялся размахивать флагом с волчьей головой.
Борнхальд обвел двуреченцев исполненным жгучей ненависти взглядом. Джарет Байар свирепо оскалился. Его гнедой жеребец, приплясывая, сделал несколько шагов вперед.
— Так вы, мужичье, возомнили себя воителями? — взревел Байар. — Прошлой ночью троллоки уже задали жару таким, как вы! Чуть всю деревню с лица земли не стерли! Погодите, когда их нагрянет сюда побольше, вы пожалеете, что на свет родились. Вы…
Борнхальд поднял руку, и Байар умолк на полуслове. Этот свирепый пес был обучен повиноваться хозяину. Но его слова встревожили двуреченцев. — Кому это они задали жару? На какую деревню напали? — спросил Бран. Он старался соблюдать достоинство, но не мог скрыть беспокойства. — У нас много родни и друзей и в Сторожевом Холме, и в Дивен Райд.
— На Сторожевой Холм никто не нападал, — ответил Борнхальд, — а про Дивен Райд я ничего не слышал. Но сегодня утром гонец известил меня, что Таренский Перевоз сожгли дотла. Однако тех, у кого там есть друзья, могу успокоить: многие спаслись, успев переправиться за реку. Я сам, — лицо Борнхальда на миг окаменело, — я сам лишился там полусотни добрых солдат.
