Глубоко вздохнув, Аделин протянула Ранду одно из своих копий, держа его древко горизонтально перед собой. Вид у нее был как у каменной скалы. Другие Девы поступили так же.
— Я… мы… подвели тебя, — промолвила Аделин. — Мы обязаны были находиться здесь и встретить Драгкаров. Вместо этого мы, точно дети, убежали танцевать с копьями.
— И что мне теперь делать? — спросил Ранд, и Аделин, ни мгновения не колеблясь, ответила:
— Что пожелаешь, Кар'а'карн. Мы готовы ко всему и противиться не будем.
Ранд лишь головой покачал. Проклятые айильцы со своим растреклятым джи'и'тох!
— Забирай этих и отправляйтесь обратно охранять мою палатку. Ну? Ступайте! — Айилки опять принялись переглядываться и только потом подчинились, так же неохотно, как и подходили к Ранду немногим ранее. — И… кто-нибудь, передайте Авиенде, что, когда вернусь, я сразу иду в палатку, — добавил Ранд. Он не собирался торчать снаружи всю ночь, мучаясь сомнениями, не опасно ли войти в палатку. Он зашагал прочь по неласковому каменистому склону.
Шатер Асмодиана располагался неподалеку. Оттуда не доносилось ни звука. Ранд рывком откинул полог и, пригнувшись, вошел. Асмодиан сидел во мраке и кусал губу. Когда появился Ранд, он вздрогнул и, опередив юношу, заговорил:
— Ты же не ожидал, что я вмешаюсь? Драгкаров я почувствовал, но тебе ведь под силу с ними разделаться — что и случилось. Мне Драгкары никогда не нравились. Нам вообще не стоило их создавать. Мозгов у них еще меньше, чем у троллоков. Отдай им приказ, и они все равно иногда убивают того, кто окажется ближе. Если б я вышел, если б хоть что-то сделал… А если бы кто заметил? Если б поняли, что это не ты направляешь? Я…
— Вот и хорошо, что ты не вышел, — оборвал его излияния Ранд и, скрестив ноги, уселся в темноте. — Если б я сегодня ночью ощутил, что ты касаешься саидин, то вполне мог убить тебя.
Асмодиан нервно рассмеялся:
— Об этом я тоже подумал.
— Сегодняшнее нападение затеял Саммаэль. И троллоки, и люди вместе.
— Не похоже на Саммаэля, он людьми не разбрасывается, — задумчиво промолвил Асмодиан. — Но он положит десять тысяч мертвыми, а то и в десять раз больше, если в итоге получит то, что считает заслуживающим таких издержек. Может быть, кто-то из других хочет, чтобы ты подумал на Саммаэля. Даже если бы айильцы взяли пленников… Троллоки мало о чем способны думать, им бы только убивать, а Приспешники Тьмы верят тому, что им сказали.
— Это был Саммаэль. Он пытается выманить меня, чтобы я атаковал его, точно так же, как однажды у Серендахара.
О Свет! По кокону Пустоты скользнула отдаленная мысль. Я сказал «меня».
Ранд ведать не ведал, где был этот Серендахар, да и вообще ничего не знал, кроме того, что он сам произнес эти слова. Они просто соскользнули с языка, невесть откуда взявшись.
После долгого молчания Асмодиан произнес:
— Не знал об этом.
— Я хочу понять одно — почему? — Ранд осторожно подбирал слова, надеясь, что они — его собственные. Он помнил лицо Саммаэля — коренастого мужчины с короткой золотистой бородкой. Нет, не я. Не моя это память! Асмодиан дал описание внешности всех Отрекшихся, но Ранд знал это врезавшееся в память лицо не со слов Асмодиана. Саммаэлю всегда хотелось стать выше, и он вечно возмущался, что Сила не может ему помочь. Этого Асмодиан Ранду не рассказывал. — Судя по твоим рассказам, маловероятно, чтоб Саммаэль воспылал желанием встретиться со мной один на один, если только он не будет абсолютно уверен в победе. А может, и тогда не захочет. Ты сам говорил, что он, коли сумеет, скорей оставит меня для Темного. Так почему же Саммаэль уверен, что выиграет теперь, если я решу напасть на него?
Сидя в темноте, Ранд с Асмодианом обсуждали этот вопрос больше часа, но к определенному выводу так и не пришли. Асмодиан считал, что нападение устроил кто-то из других, надеясь стравить Ранда с Саммаэлем и таким образом избавиться от того или другого, а то и от обоих разом. По крайней мере, Асмодиан заявил, что таково его мнение. Ранд постоянно чувствовал на себе пытливый взгляд Асмодиана. Та оговорка была слишком велика, скрыть ее было невозможно.
Когда Ранд наконец возвратился к своей палатке, Аделин с дюжиной Дев вскочили с места и вразнобой принялись твердить ему, что Эгвейн ушла, а Авиенда давно уже спит, что она очень на него сердилась, они обе сердились. Девы надавали ему гору разных советов, как справиться с гневом Авиенды и Эгвейн, причем из-за того, что говорили все разом, Ранд так ни бельмеса и не понял. Наконец Девы угомонились и примолкли, переглядываясь, и Аделин заговорила одна:
— Мы должны поговорить о сегодняшней ночи. О том, что мы сделали, как оплошали, и о том, что не сумели сделать. Мы…
— Ничего не было, — сказал Ранд. — А если что и было, то все прощено и забыто. Вообще-то я не прочь поспать несколько часов. Коли вам охота обсудить это дело, отправляйтесь к Эмис или Бэйр. С ними поговорите. Уверен, они лучше меня поймут, чего вам надо.
Как ни удивительно, после этих слов Девы замолчали и пропустили Ранда в палатку.
Авиенда лежала под одеялами, высунув из-под них стройную голую ногу. Ранд старался не смотреть ни на ее выставленную ногу, ни на саму девушку. Лампу она оставила гореть. С приятным чувством он заполз под свои одеяла и, направив Силу, потушил лампу, а потом отпустил саидин. Ему опять приснилась Авиенда. Она вновь швырнула огненный шар, только теперь отнюдь не в Драгкара, а рядом с девушкой сидел хохочущий Саммаэль.
Глава 23
«ПЯТАЯ ЧАСТЬ — ВАША»
Натянув поводья, Эгвейн остановила Туманную на макушке поросшего травой холма и принялась смотреть, как из Джангайского Перевала на равнину стекает река айильцев. Из-за высокого седла юбки опять задрались выше колен, но девушка не обращала на это внимания. Нельзя же каждую минуту по пустякам беспокоиться! К тому же на ней еще и чулки — это ведь не то же самое, что голые ноги.
Мимо холма быстрым шагом двигались колонны айильцев, разделенные по кланам, по септам, по воинским сообществам. Строй растянулся на милю в ширину, айильцев были тысячи и тысячи, вместе с ними двигались вьючные лошади и мулы, не говоря уж о гай'шайн, которые обустраивают лагерь, пока прочие сражаются. А большая часть этой живой реки уже скрылась из виду или еще не миновала перевала. Даже не обремененная семьями, походная колонна очень походила на двинувшееся маршем государство. Здесь, за перевалом, Шелковый Путь превратился в настоящую дорогу полных пятидесяти шагов шириной, мощенную белыми плитами. Тракт, прямой как стрела, пересекал череду кое-где сровненных холмов. Изредка в интервалах между колоннами можно было заметить дорогу, однако айильцы, по-видимому, предпочитали бежать по траве. Многие из дорожных плит просели или перекосились. Более двадцати лет минуло с той поры, как на этом тракте было оживленное движение.
После унылых пейзажей Пустыни и редких, искореженных суровым климатом чахлых карликов было приятной неожиданностью вновь увидеть деревья, настоящие деревья: высоченные дубы, густые заросли болотного мирта — целые рощицы. И еще высокая трава, по которой под летящим по холмам летним ветерком пробегали мягкие волны. На севере виднелся настоящий лес, а облака в небе, пусть далекие и тонкие, все же были именно облаками. После Пустыни воздух казался благословенно прохладным и влажным, хотя пожухлые листья и обширные бурые проплешины среди травы подсказали Эгвейн, что погода стоит не в пример сухая и жаркая для этого времени года. И тем не менее этот глухой уголок Кайриэна казался цветущим раем по сравнению с каменистыми пустошами по ту сторону Драконовой Стены.
