Бергитте наложила стрелу на тетиву, подняла лук и отпустила тетиву, с виду даже не целясь. Илэйн скривилась, но стальной наконечник ударил в самый центр вырезанного белого креста. Стрела еще дрожала, когда вплотную к ней вонзилась вторая. Бергитте немного подождала — чтобы две стрелы замерли. По толпе зрителей прокатилось «ох», когда третья расщепила первую, а последняя повторила то же самое с другой. Воцарилась полная тишина. Одна стрела можно списать на случай. Но две…
Люка выглядел совершенно обалдевшим, с отвисшей челюстью он хлопал выпученными глазами, пялясь на дерево, потом перевел взор на Бергитте, опять на дерево, снова на Бергитте. Она протянула ему лук, но хозяин зверинца лишь слабо мотнул головой.
Внезапно он отшвырнул колчан прочь и с радостным воплем широко раскинул руки:
— Никаких ножей! Стрелы! С сотни шагов!
Найнив привалилась к плечу Илэйн, когда Люка принялся живописать, чего он хочет, но не возразила ни словом, ни писком. Том с Джуилином собирали деньги; большинство отдавали им монеты со вздохом или со смехом, но Джуилину понадобилось схватить Лателле за локоток, когда та попыталась улизнуть под шумок, и за монетами в свой кошель она полезла лишь после гневных слов ловца воров. Вот, значит, о чем они там шушукались! Нужно будет с ними строго поговорить. Но это потом.
— Нана, тебе незачем проходить через эти муки, — сказала Илэйн Найнив. Та загнанно смотрела на Бергитте.
— Наш выигрыш? — напомнила Бергитте, когда Люка, сбив дыхание, закончил наконец свою красочную речь.
Он скорчил кислую мину, медленно запустил руку в свой кошель, выудил оттуда монету и кинул лучнице. Илэйн почудилось, будто в луче солнца блеснуло золото. Бергитте проверила монету и бросила ее обратно:
— С твоей стороны заклад был серебряный пенни.
Глаза Люка округлились в изумлении, но в следующий миг он, смеясь, насильно всунул золотую крону в ладонь женщины:
— О чем ты говоришь? Ты стоишь каждого медного грошика! Пожалуй, сама королева Гэалдана явится взглянуть на представление, если будешь выступать ты. Бергитте и ее стрелы! Мы их серебром выкрасим, и лук в придачу!
Илэйн отчаянно захотелось, чтобы Бергитте обернулась к ней. Принять предложение Люка — все равно что поставить для Могидин дорожный указатель.
Но Бергитте, ухмыляясь, подбросила монету на ладони.
— Если лук раскрасить, то он, и без того неважный, совсем негодным станет, — сказала она наконец. — И зовите меня Майрион. Так меня когда-то называли. — Опершись на лук, она улыбнулась шире: — А красное платье мне можно раздобыть?
Чуть не взмокшая от волнения Илэйн облегченно перевела дух. Найнив же вся просто позеленела — со стороны казалось, что ей совсем худо.
Глава 37
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ В САМАРЕ
Чуть ли не в сотый раз Найнив приподняла локон и, глядя на него, вздохнула. Сквозь стенки фургона низким гулом доносились гомон и смех из сотен, если не из тысяч глоток, в нем почти тонула отдаленная музыка. Все время, пока зверинец шествовал по улицам Самары, она провела в фургоне вместе с Илэйн и нисколько не была этим огорчена — взгляды, бросаемые иногда в окошко, убедили, что ей вовсе не хочется оказаться в плотной людской толпе, радостно вопящей и еле-еле расступавшейся, чтобы пропустить кавалькаду. Но всякий раз, как Найнив бросала взор на свои теперь медно-рыжие волосы, ей хотелось делать сальто, крутиться колесом вместе с братьями Шавана — что угодно, только не перекрашивать волосы.
Стараясь не смотреть на себя, Найнив тщательно закуталась в простую темно-серую шаль, повернулась и вздрогнула — в дверях стояла Бергитте. Во время шествия она ехала в фургоне с Кларин и Петрой, и Кларин отдала ей запасное красное платье, которое приготовила для Найнив по указке Люка. А Люка распорядился об этом загодя, не дожидаясь согласия Найнив. Теперь в этом платье Бергитте и ходила, перекинув через плечо черную крашеную косу, спускавшуюся ей на грудь. Низкого квадратного выреза она словно и не замечала. Лишь взглянув на Бергитте, Найнив еще туже стянула шаль вокруг плеч — еще на ноготок больше выставить напоказ светлую грудь, и можно забыть о всяких, даже самых слабых претензиях на соблюдение приличий. Впрочем, и сейчас говорить о благопристойности подобного наряда было просто смешно. При виде Бергитте у Найнив скрутило живот — но вовсе не из-за одежды или приличий.
— Если решила носить такое платье, зачем прикрываться? — Бергитте вошла и закрыла за собой дверь. — Ты ведь женщина. Почему бы не гордиться этим?
— Если ты считаешь, что так лучше, — неуверенно ответила Найнив и отпустила шаль. Та медленно соскользнула на локти, открыв точь-в-точь такое же платье. Найнив почувствовала себя голой. — Я только думала… Думала… — Стиснув в кулаках шелковые оборки по бокам, чтоб руки лежали на месте, Найнив заставила себя не отводить взора от Бергитте. Так чуть-чуть легче даже если знать, что на ней точно такой же наряд.
Бергитте поморщилась:
— А если мне захочется, чтоб ты еще на дюйм опустила вырез?
Лицо Найнив стало одного цвета с платьем, она открыла рот, но заговорить сумела не сразу. Потом все же произнесла осипшим голосом:
— Ни на дюйм ниже. Посмотри на свое. Его и на десятую дюйма нельзя опустить!
Три быстрых, сердитых шага, и Бергитте слегка наклонилась, вплотную приблизив лицо к лицу Найнив.
— А если я скажу, что хочу, чтобы ты так сделала? — рявкнула она, оскалив зубы. — Если я захочу размалевать тебе лицо, чтобы у Люка были собственные шуты? Сдеру с тебя одежду и раскрашу с головы до пят? Хорошенькая из тебя тогда получится мишень! Все мужики в пятидесяти милях окрест прибегут на такое диво поглазеть!
Найнив безмолвно двигала челюстью, но не произносила ни слова. Ей очень хотелось зажмуриться — может, когда она вновь откроет глаза, все случившееся окажется кошмарным сном и сгинет.
Сокрушенно мотнув головой, Бергитте уселась на кровать, оперлась локтем на колено и устремила на Найнив пронзительные голубые глаза:
— Это необходимо прекратить. Когда я взгляну на тебя, ты вздрагиваешь. Ты готова услужить мне во всем по единому моему жесту, даже движению ресниц. Я посмотрю на табурет — ты уже несешь его мне. Облизну губы — суешь кубок с вином мне в руки прежде, чем я соображу, что хочу пить. Ты бы спину мне мылила и тапочки надевала, если б я тебе разрешила! Найнив, я не чудовище, не больная, не грудное дитя.
— Я лишь пытаюсь… — покорно начала Найнив и испуганно дернулась, когда Бергитте рявкнула:
— Что пытаешься? Унизить меня?!
— Нет. Нет, все не так. Я виновата…
— Ты присваиваешь себе ответственность за мои поступки, — яростно перебила ее Бергитте. — Это я первая заговорила с тобой в Тел'аран'риоде. Это я решила помочь тебе. Я решила выслеживать Могидин. И я взяла тебя взглянуть на нее. Я! Не ты, Найнив, а я сама! Я — не твоя марионетка, не твоя гончая из своры. И никогда ею не буду.
