Кайриэнец просто кивнул:
— Так я и думал. Клянусь, ты раньше видел, как наставляют копья, и сам встречал атаку-другую. От Талманеса похвалы дождешься, когда на небе две луны взойдут, однако я своими ушами слышал, как он во весь голос говорил, что пойдет за тобой, куда бы ты его ни повел. Когда-нибудь я с удовольствием выслушаю твою историю, андорец. Однако ты молод — во имя Света, я не хотел выказать неуважение! — а кровь у молодых горячая.
— Если ничего другого не найдется, то этот дождь ее охладит. — Кровь и пепел! Они что, все рехнулись? Талманес его расхваливает? Мэт гадал, что бы они сказали, узнав, что Мэт всего-навсего игрок, цепляющийся за обрывки памяти людей, умерших тысячу и более лет назад. Небось жребий кинули бы, кто первый его, как поросенка, на меч насадит. Особенно лорды. Никому не нравится, когда их дураками выставляют, а уж лорды, видать, это любят менее всего. Наверное, потому, что частенько в дураках и без посторонней помощи оказываются. Ну, так или иначе, к тому моменту, когда правда наружу выплывет, Мэт намеревался быть от них в нескольких милях. У-у, проклятый Куладин! Как бы мне хотелось это копье ему в глотку засунуть! Ударив каблуками Типуна, Мэт двинулся к противоположному склону, где внизу ожидали пехотинцы.
Дайрид вскочил в седло и подъехал к Мэту. Тот принялся излагать свой план, и кайриэнец вскоре согласно закивал. Лучники на склонах прикроют фланги, но до последней минуты они должны лежать, спрятавшись в кустах. Одного человека выслать на гребень, чтобы дал сигнал, когда в поле зрения появятся айильцы. Копейщики же, когда он просигналит, двинутся маршем вперед, прямо на приближающегося врага.
— Как только мы увидим Шайдо, начнем отступать как можем быстро, почти до той теснины между двумя холмами, а потом развернемся к ним лицом, — объяснял Мэт.
— Они решат, будто мы хотели бежать, но поняли, что не можем и будем отбиваться до конца, как медведь от гончих, — промолвил Дайрид. — Увидев же, что нас вдвое меньше и сражаемся мы лишь потому, что нет иного выхода, подумают, что опрокинут нас. Главное для нас — отвлечь их на себя, пока подоспевшая конница не ударит по ним с тыла… — Кайриэнец и в самом деле ухмылялся. — Использовать айильскую тактику против самих айильцев!
— Нам лучше как следует их на себя отвлечь. — Тон Мэта был столь же сух, насколько мокрым был он сам. — А чтобы уж совсем наверняка — и чтобы они не начали наши фланги окружать, — нужно вот что сделать: как только ты остановишь отступление, пусть солдаты кричат: «Защитим Лорда Дракона».
На этот раз Дайрид громко рассмеялся.
После этого Шайдо точно кинутся в лоб, особенно если их ведет Куладин. Если же Куладин и в самом деле во главе этого отряда, если он подумает, что Ранд вместе с копейщиками, если копейщики продержатся до подхода конницы… Как много если! У Мэта в голове будто игральные кости катятся. Эта игра — самая крупная, какая только была у него в жизни. Он задумался, долго ли еще до темноты; под покровом ночи всегда можно отыскать лазейку. Мэту захотелось, чтоб эти кости вылетели у него из головы или хотя бы упали, чтоб он увидел, какие выпали очки. Оскалясь на дождь, он погнал Типуна вниз по холму.
* * *
Джиди'ин остановился на гребне холма, где в тесную кучку сбилось с дюжину деревьев, и Ранд чуть сгорбился от боли в боку. Месяц, висящий высоко в небе, бросал бледные отсветы, однако даже для усиленного саидин зрения Ранда все находившееся далее сотни шагов расплывалось бесформенными тенями.
Ночь поглотила окрестные холмы, и Ранд лишь периодически определял, что рядом крадется Сулин, а вокруг — Девы. Но и тогда не получалось удержать глаза открытыми; веки, под которые точно песка насыпали, сразу же опускались. Ранду казалось, что уснуть ему не дает лишь гложущая боль в боку. О боли он думал не часто. Мысли были теперь не только отдаленными, они стали неимоверно медлительны.
Саммаэль дважды за сегодняшний день покушался на его жизнь? Или трижды? Или больше? Казалось, будто он вот-вот припомнит, сколь часто кто-то пытался убить его. Нет, не убить. Поймать на удочку. Неужели ты по-прежнему завидуешь мне, Тел Джанин? Разве я когда третировал тебя или дал на палеи, меньше, чем тебе было положено?
Покачиваясь, Ранд запустил пятерню в растрепанные волосы. Что-то странное промелькнуло в этой мысли, но что? Он не сумел припомнить. Саммаэль… Нет. С ним он разберется, когда… если… Неважно. Попозже. Сегодня Саммаэль лишь отвлекает от главного, от важного. Может статься, он и исчез.
Смутно представилось, что новых атак не было после… После чего? Ранд припомнил, как размышлял, что последнему ходу Саммаэля было противопоставлено что-то особенно мерзкое, но не сумел вытащить воспоминание на поверхность сознания. Нет, не погибельный огонь. Этого нельзя применять. Угрожает самой структуре Узора. Даже ради Илиены нельзя? Я готов мир сжечь, а душу свою как трут использовать, лишь бы вновь ее смех услышать!
Мысли опять увели куда-то далеко от того, что важно сейчас.
Сколь бы давно ни село солнце, заходило оно еще во время сражения, и протянувшиеся тени мало-помалу одолевали красно-золотой свет, а люди убивали и умирали. И теперь изменчивые ветры по-прежнему доносили далекие крики и стоны. Все из-за Куладина, верно, но в самом центре — он, а значит, из-за него…
Какое-то мгновение он не мог вспомнить собственного имени.
— Ранд ал'Тор, — громко произнес он и вздрогнул, хотя его куртка была мокра от пота. На миг это имя показалось ему чужим. — Я — Ранд ал'Тор, и мне надо… Мне надо увидеть.
С утра у него и крошки во рту не было, но вообще-то порча на саидин отвращала всякий голод. Кокон Пустоты постоянно подрагивал, и Ранд кончиками пальцев, ногтями цеплялся за Истинный Источник. Это напоминало езду верхом на быке, до безумия наевшемся краснолиста, или плавание по огненной реке, бурлящей на перекатах из зазубренных ледяных скал. Однако в те моменты, когда Ранд не балансировал на грани, рискуя сорваться туда, где его утопит, размочалит или забодает, казалось, будто саидин — единственная оставшаяся в нем сила. Саидин наполняла его до краев, стремясь разъесть, подточить его рассудок, но всегда наготове, всегда рядом.
Рывком вскинув голову, Ранд направил Силу, и что-то загорелось высоко в небе. Что-то. Шар бурлящего голубого пламени, резким светом разогнавшего тени.
Вокруг виднелись горбы холмов, в холодном режущем свечении чернели деревья. Никакого движения. Порыв ветра донес слабый звук. Приветствие, быть может, или пение. А может, ему уже все мерещится: звук был очень слабым, вполне могло и так случиться, и звук этот пропал, едва стих ветер.
Внезапно Ранд заметил вокруг Дев, их были сотни. Некоторые, в том числе и Сулин, не отрываясь смотрели на него, но многие зажмурились. Через миг он сообразил: стараются сберечь ночное зрение. Ранд нахмурился, ищуще оглянулся. Эгвейн с Авиендой рядом не было. Минуло еще одно долгое мгновение, прежде чем Ранд вспомнил и, распустив плетение, позволил мраку вернуть ночь. Теперь его глазам предстала непроглядная чернота.
