— Остаться? А зачем мне оставаться? Я с самого начала говорила тебе, что мы хотим лишь до Гэалдана добраться. И ничего с тех пор не изменилось.
— Зачем? Да затем, конечно, чтоб со мной детей завести. — Люка взял руки Найнив в свои. — Нана, твои глаза вынули из меня душу, твои губы воспламенили мое сердце, от плеч твоих у меня учащается пульс, а твои…
Найнив поспешно перебила его.
— Ты хочешь на мне жениться? — недоверчиво спросила она.
— Жениться?… — Люка заморгал. — Ну… э-э… да. Да, конечно. — Голос его вновь обрел прежнюю силу и звучность, и Люка прижал ее пальцы к своим губам. — Нас поженят в первом же городке, где я сумею это устроить. Никогда еще не просил женщину выйти за меня замуж.
— Вполне верю, — слабо проговорила Найнив. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы высвободить руку. — Я ценю оказанную мне честь, мастер Люка, но…
— Валан, Нана. Просто Валан.
— …но я должна отказать. Я обручена с другим. — Ну, в каком-то смысле, так оно и было. Лан Мандрагоран, может, и считает свою печатку обыкновенным подарком, но она смотрит на это несколько иначе. — И я ухожу.
— Я закатаю тебя в ковер, накрепко перевяжу и увезу с собой. — Он вскинул голову и расправил плечи, хоть земля и прорехи несколько подпортили напыщенный взмах его накидки. — Со временем ты забудешь о том парне.
— Только попробуй, и я позову Уно. Тогда тебе захочется, чтоб он тебя в фарш порубил. — Подобная угроза едва ли возымела действие на этого болвана. Найнив твердо уперла палец ему в грудь: — Валан Люка, ты меня совсем не знаешь. Ты и обо мне-то ничегошеньки не знаешь. Мои враги, от которых ты с такой легкостью отмахнулся, заставят тебя из шкуры выпрыгнуть и на собственных костях плясать, а ты будешь только благодарен, если им большего не захочется. Ну так вот. Я ухожу, и у меня нет времени слушать всякую околесицу. Ни слова больше! Решение мое твердое, и тебе его не изменить. Посему хватит нести всякий вздор.
Люка тяжело вздохнул:
— Нана, ты для меня та самая единственная женщина. Пускай другие мужчины выбирают льстивых надоед с их застенчивыми вздохами. Мужчина должен знать, что всякий раз, чтобы приблизиться к тебе, ему суждено пройти через пламя и голыми руками укротить львицу. Каждый день приключение, а каждую ночь… — Еще чуть-чуть, и из-за этой улыбочки Найнив надрала бы Люку уши. Я отыщу тебя, Нана, и ты выберешь меня. Я знаю это. Вот здесь. — Он показным жестом ударил себя в грудь, еще более претенциозно взмахнул полами своей накидки и развел их в стороны. — И тебе это известно не хуже меня, драгоценнейшая Нана. Ты знаешь это — в своей прекрасной душе.
Найнив не понимала, что делать: то ли головой качать, то ли глазами хлопать. Нет, мужчины точно сумасшедшие. Все до единого.
Люка тем не менее настоял, что проводит Найнив к фургону, и повел ее обратно, взяв под руку, словно они были на балу.
* * *
Шагая между суматошно мечущимися укротителями лошадей, торопливо запрягающими упряжки, сопровождаемая людскими криками, ржанием лошадей, рычанием медведей, кашлем леопардов, Илэйн поймала себя на том, что ее собственное ворчание мало отличается от звериного рыка. Уж не Найнив говорить, что она ноги напоказ выставляет. Сама хороша — Илэйн-то видела, как та вскинулась, когда появился Валан Люка. И задышала чаще. Как, кстати, и при появлении Галада. А это вовсе не то же самое, что ходить в штанах. Теперь-то Илэйн понятно, почему Мин предпочитает мужской костюм. Ну, почти понятно. Закавыка в том, что ей трудно смириться и свыкнуться с тем, что куртка — это платье, которое едва прикрывает бедра. Ну, пока девушке удавалось справиться с этим чувством. Но нельзя, чтобы об этом пронюхала Найнив. Ни за что, уж больно ядовитый у нее язык. Лучше бы Найнив понять, что Галад ни перед чем не остановится и исполнит свое обещание любой ценой. Будто Илэйн не твердила о нем так часто. А она еще и Пророка вмешала! Найнив попросту действовала абы как, ничуть не задумываясь, что творит.
— Ты что-то сказала? — спросила Бергитте. Одной рукой она подобрала юбки, без всякого стыда заголив ноги от голубых парчовых туфелек и гораздо выше колен, а гладкие шелковые чулки скрывали не больше, чем штаны в обтяжку.
Илэйн остановилась как вкопанная:
— Что ты думаешь о том, как я одета?
— Движения ничем не стеснены, — рассудительно ответила Бергитте. Илэйн кивнула. — Разумеется, такой костюм хорош, если зад не слишком большой. Ведь очень обтягивающие…
Разгневанно зашагав дальше, Илэйн принялась резкими движениями одергивать свою курточку. Да, у Бергитте язычок… Куда до нее Найнив. И в самом деле, надо было потребовать от нее какой-никакой клятвы подчиняться или выказывать хотя бы малость надлежащего уважения. Нужно зарубить себе на носу: не забыть об этом, когда придет время Ранда связать узами Стража. Через несколько шагов Бергитте нагнала девушку, причем на лице лучницы была такая кислая мина, будто ее чуть из терпения не вывели. Никто из них ни слова не сказал.
Светловолосая шончанка в зеленом платье с блестками стрекалом направляла огромного самца-с'редит, а тот головой толкал тяжелый фургон с клеткой черногривого льва. Укротитель в потрепанном жилете держал дышло, ведя фургон туда, где легче будет впрягать в него лошадей. Лев расхаживал взад-вперед по клетке, нервно ударяя хвостом и то и дело издавая хриплый кашель, который, казалось, вот-вот превратится в рык.
— Керандин, — окликнула шончанку Илэйн, — мне надо с тобой поговорить.
— Погоди минутку, Морелин. — Керандин была всецело поглощена серым животным, а манера говорить быстро и слегка невнятно сделала ее слова малоразборчивыми.
— Ни секунды, Керандин. У нас мало времени. Однако женщина оторвалась от работы не раньше, чем укротитель лошадей крикнул, что фургон стоит где надо. Тогда Керандин остановила средит и, повернувшись к Илэйн, нетерпеливо промолвила:
— Чего тебе надобно, Морелин? У меня еще полно дел. И я не прочь переодеться: это платье не для долгой дороги.
Животное с бивнями терпеливо ожидало распоряжений, стоя позади своей хозяйки.
Илэйн поджала губы:
— Мы уходим, Керандин.
— Да, я знаю. Бесчинства. Нельзя допускать беспорядков. Если этот Пророк вздумает нам зло причинить, то узнает, на что способны Мер и Сэнит. — Потянувшись назад, шончанка почесала стрекалом морщинистое плечо Мера, а тот коснулся ее плеча своим длинным носом — хоботом, как его называла Керандин. — Кое-кто в битве предпочитает лопара или гролма, но если с умом использовать с'редит…
— Помолчи и слушай, — твердо заявила Илэйн. Ей нелегко далось достоинство — шончанка вела себя как бестолочь, а Бергитте стояла в стороне, сложив руки на груди. Илэйн не сомневалась: Бергитте только и ждет момента, чтобы еще что-нибудь язвительное сказать. — Я имею в виду не зверинец. Я говорю о себе, о Нане и о тебе. Этим утром мы нашли корабль. Еще несколько часов — и Пророку до нас вовек не дотянуться.
