Страшная картина не шла у Мэта из головы и после того, как для него поставили палатку. На вершине холма — вдруг хоть к утру удастся уловить ветерок с реки. Но каково зрелище — исколотые, располосованные тела, вдобавок еще и терзаемые стервятниками. Хуже того, что творилось вокруг Кайриэна после нападения Шайдо. Люди там, конечно, гибли; наверное, и Девы в том числе, но он не видел ни одной мертвой женщины. Не говоря уж о детях. А тут Лудильщики, никогда и ни с кем не сражавшиеся даже ради собственного спасения. Грабить Странствующий Народ, понятное дело, грабили, и нередко, но чтобы убивать — такого не бывало. Поковырявшись в тарелке с говядиной и бобами, Мэт при первой возможности удрал к себе в палатку. Даже у Налесина не было особой охоты чесать языком, а Талманес сделался еще молчаливее, чем обычно.
Известие о резне быстро разнеслось по отряду, и лагерь казался необычно спокойным. Не слышалось ни песен, ни взрывов грубого смеха, никого не приходилось призывать к порядку. Так бывало и прежде, когда отряд проходил мимо сожженных деревень с непогребенными мертвецами. После подобного зрелища желающих повеселиться находилось не много, да и тех быстро унимали товарищи.
Мэт лежал и покуривал трубочку, пока не сгустилась тьма. Он и рад бы заснуть, но не мог забыть о бедных Лудильщиках, и сон не шел из-за иных воспоминаний о погибших. Слишком много битв, слишком много погибших. Пробежав пальцами, он нащупал вившуюся по древку черного копья надпись.
Такое исконный договор, и он провозглашает:
Мысль — это времени стрела, и память не истает. Цена уплачена. Свое просивший получает.
И Мэт получил вовсе не то, чего просил. Через некоторое время, поняв, что все одно не уснет, Мэт взял одеяло, малость подумав, подхватил копье и в одном белье вышел наружу. Серебряная лисья головка поблескивала на голой груди в свете ущербной луны. Слабый ветерок, едва шевеливший укрепленное на флагштоке возле палатки знамя Красной Руки, почти не приносил прохлады, но все же под открытым небом было не так душно.
Расстелив одеяло среди чахлых кустов, Мэт улегся на спину. В детстве, бывало, ему удавалось засыпать, пересчитывая и называя созвездия. Хоть луна сейчас и была в ущербе и некоторые звезды потускнели в ее свете, высоко над головой все же отчетливо виднелись и Воз, и Пять Сестриц, и Три Гусака, указывающие путь на север. Лучник, Пахарь, Кузнец и Змей, которого айильцы называют Драконом. Вид созвездия Щита, который многие называли Щитом Ястребиного Крыла, заставил Мэта поморщиться — некоторые воспоминания, связанные с Артуром Пейндрагом Танриалом, были не слишком приятны. Олень, Овен, Чаша, Путник, с ярким посохом… Одно за другим Мэт перечислял знакомые названия.
Неожиданно нечто — он даже не понял, что именно, — заставило его насторожиться. Не будь ночь такой тихой, он, скорее всего, не услышал бы слабого шороха. И кому это вздумалось шуршать возле его палатки?
Мэт приподнялся на локте — и остолбенел. У самой палатки скользили какие-то тени. В слабом лунном свете Мэт различил закрытое вуалью лицо. Айильцы. Но во имя Света, почему?! Айильцы молча сомкнулись вокруг палатки. Блеснула сталь, послышался шорох вспарываемой ткани, и нападавшие исчезли внутри. Правда, лишь на мгновение — в следующий миг они уже были снаружи и озирались по сторонам.
Мэт поджал под себя ноги. Вдруг да удастся отползти в сторону и спасти таким образом свою шкуру.
— Мэт? — послышался со склона холма голос подвыпившего Талманеса.
Мэт замер на месте. Может, этот дуралей поорет, решит, что Мэт уже уснул, да и уберется восвояси. Айильцы пропали из виду, но он не сомневался, что они просто припали к земле.
Шаги Талманеса приближались.
— Эй, Мэт, у меня тут есть немного бренди. Думаю, тебе не повредит хороший глоток — сон крепче будет.
Если я улизну сейчас, пока он долдонит свое, айильцы могут и не услышать. Всего в десяти шагах спят кавалеристы первого штандарта, «Громовержцы» Талманеса. Сегодня ночью им выпала честь оберегать покой командира отряда. И до палатки, а стало быть до айильцев, тоже шагов десять. Как бы они ни были быстры, но еще шаг-другой, и им не догнать его прежде, чем он окажется под защитой воинов.
— Эй, Мэт, не дури! Я знаю, что ты не спишь. Выпей бренди, это отгоняет дурные сны. Уж поверь мне. Сжимая копье, Мэт прижался к земле. Два шага!
— Мэт! — Талманес подходил все ближе. Того и гляди, этот болван наступит на айильца и пикнуть не успеет, как ему перережут глотку.
Чтоб тебе сгореть! — подумал Мэт. Мне всего и нужно-то было два шага.
— К оружию! — заорал Мэт, вскакивая во весь рост. — Айильцы в лагере! — И он припустил вниз по склону, продолжая кричать: — Сбор под знаменем, мечи наголо! Живей, собачье племя!
Крик его мигом разбудил всех, да и немудрено, ведь он ревел, словно бык. Со всех сторон послышались восклицания, труба запела тревогу. Выскочив из-под одеял, воины первого штандарта, выхватывая мечи, устремились к знамени.
Однако айильцы были ближе к Мэту, нежели его солдаты, и они знали, за кем гонятся. Что-то — инстинкт или везение та'верена — во всяком случае не звук, ибо из-за поднявшегося шума он ничего не смог расслышать, — заставило Мэта обернуться, и именно в этот миг как раз за его спиной словно из ниоткуда появилась первая тень с закрытым вуалью лицом.
Размышлять было некогда; отбив удар древком своего копья, Мэт нанес ответный, но противник парировал его круглым обтянутым кожей щитом и пнул Мэта в живот, да так, что вышиб весь воздух из его легких. Удержаться на ногах Мэту, наверное, помогло отчаяние, он успел судорожно дернуться в сторону, и айильское копье всего лишь рассекло кожу на его боку. Древком собственного копья Мэт подсек ноги врага и вонзил искривленное острие прямо ему в сердце. О Свет, только бы это была не Дева!
Мэт едва успел выдернуть копье, чтобы отразить новое нападение. Удирать надо было, пока имелась возможность, а не орать! Но сделанного не воротишь. Он принялся стремительно — как никогда в жизни — вращать черным копьем, точно боевым посохом, отбивая сыпавшиеся на него удары. Наносить ответные времени не было. Слишком много врагов. И угораздило же меня закричать, вместо того чтобы уносить ноги! Мэту удалось набрать воздуху, и он завопил пуще прежнего:
— Быстрее, вы, болваны безмозглые! Оглохли, что ли? Вам только овец воровать! Прочистите уши! Сюда!
Удивляясь, что он еще жив, ведь отбиться даже от единственного айильца
— редкостная удача, Мэт неожиданно понял, что он больше не один. Тощий кайриэнец в одном белье, выскочив из темноты, с пронзительным криком свалился чуть ли не под ноги Мэту, но его место тут же занял размахивавший мечом тирский солдат. Люди сбегались со всех сторон, отовсюду слышались возгласы:
— Лорд Мэтрим и победа! Красная Рука! Смерть черноглазым мерзавцам!
Мэт скользнул назад, подальше от места схватки. глуп тот полководец, который, сражается в первых рядах. Эта мысль явно была почерпнута из старых воспоминаний, зато другая — Кто лезет на рожон, запросто может и жизни лишиться! — явно принадлежала самому Мэтриму Коутону.
