— распорядился он, приметив парнишку, — принеси-ка воды. Воды для милорда, да побыстрее. — Нерим ухитрился одновременно и поднять фонарь, и отвесить поклон. — Не соблаговолит ли милорд войти в палатку? Ночной воздух не слишком полезен для ран.
Быстренько уложив Мэта рядом с его постелью — «ведь не захочет же милорд пачкать свое одеяло», — Нерим принялся смывать запекшуюся кровь, а потом и зашивать порезы. Процедура была не из приятных, но в присутствии Олвера Мэту оставалось лишь стиснуть зубы и терпеть.
Пытаясь отвлечься и забыть про иглу Нерима, Мэт указал на висевшую у Олвера на плече поношенную холщовую торбу:
— Что у тебя там?
Олвер прижал'Торбу к груди. Красивее мальчонка, конечно, не стал, но выглядел куда аккуратнее, чем прежде, и одежонка вроде бы справная, и башмаки крепкие.
— Тут все мое, — с вызовом заявил он. — Я ничего не крал. — Спустя мгновение паренек все же развязал'Торбу и принялся выкладывать содержимое. Запасные штаны, две рубахи и носки он просто отложил в сторону и принялся хвастать своими сокровищами: — Это перо красного ястреба, лорд Мэт, а вот этот камушек точь-в-точь такого цвета, как солнышко. — Выложив маленький кошелек, он добавил: — У меня там пять медяков и серебряный пенни. А вот тут, — мальчишка развернул тряпицу и показал перевязанную веревкой деревянную шкатулку, — игра в змей и лисичек. Ее отец смастерил, он расчертил доску… — Олвер поморщился, как от боли, и продолжил: — А вот у этого камушка, вы только гляньте, рыбья голова. Откуда он у меня, я и сам не знаю. А вот черепаший панцирь — с синими полосками.
Вздрогнув от очередного укола иглы, Мэт протянул руку и потрогал коробочку. Все— таки с его памятью происходило что-то чудное. Он знал, как играют в змей и лисичек, но понятия не имел откуда, ибо, насколько мог припомнить, сам никогда в эту игру не играл.
— Славный у тебя черепаший панцирь, Олвер. У меня когда-то тоже был такой, только зеленый. — Запустив руку в свой кошель, Мэт выудил оттуда две золотые кайриэнские кроны и протянул пареньку: — Добавь их к своим деньгам, Олвер. Всегда надо иметь в кармане чуток золотишка.
Олвер со смущенным видом принялся складывать свои вещи обратно.
— Я не побираюсь, лорд Мэт, а честно отрабатываю свой ужин. Я не попрошайка.
— Да у меня и в мыслях не было ничего подобного. — Мэт старался придумать, за какие такие заслуги он вручил мальчугану две кроны. — Просто я… Мне нужен посыльный, вот в чем дело. А солдаты все заняты, у них свои обязанности. Ну и конечно, тебе придется самому заботиться о своей лошади — больше некому.
Олвер привстал:
— О своей лошади? — недоверчиво переспросил он. — У меня будет своя лошадь?
— Конечно. И еще — меня зовут Мэт. Хоть раз назовешь лордом — я тебе нос узлом завяжу… — Мэт дернулся и взревел: — Чтоб тебе сгореть, Нерим, это ж нога, а не говяжий бок!
— Как будет угодно милорду, — пробормотал Нерим. — Благодарю милорда за мудрое наставление. Нога милорда не говяжий бок.
Олвер нерешительно потрогал свой нос — не иначе как задумался, можно ли его завязать узлом.
Мэт со стоном откинулся назад. Ну вот, еще и мальчишку навязал себе на шею. Добро бы для его же блага, но ведь теперь паренек вечно будет торчать поблизости, а кто знает, когда Отрекшиеся вновь попытаются поубавить в мире число таверенов. Ну да ладно, ежели план Ранда сработает, одним Отрекшимся скоро будет меньше. Но будь на то его, Мэта Коутона, воля, он бы ни во что не совался и сидел тише воды, ниже травы до тех пор, пока Отрекшиеся не выведутся вовсе.
ГЛАВА 23. Понять послание
Вступая в помещение, Грендаль попыталась не выглядеть удивленной, но ее наряд сделался черным прежде, чем она совладала с собой и вернула ему прежний дымчато— голубоватый цвет. Трудно было поверить, что эта палата находится в здании Совета Иллиана, — так обустроил свое жилище Саммаэль. Впрочем, она бы сильно удивилась, вздумай кто-нибудь самовольно заглянуть в резиденцию «лорда Бренда».
В воздухе витала приятная прохлада — в одном углу высился полый цилиндр обменника. Световые колбы хоть и выглядели довольно странно на высоких золоченых подсвечниках, зато светили ярко и ровно, не то что нынешние свечи или масляные лампы. Стоявшая на мраморной каменной доске маленькая музыкальная шкатулка извлекала из своих недр нежные рулады — то была не просто музыка, а звуковая скульптура. За стенами этих покоев ничего подобного не слышали уже три тысячи лет.
Она узнала некоторые из висевших на стене полотен и остановилась перед «Темпом бесконечности» Серана Тола. Сомневаться не приходилось, то был подлинник.
— Можно подумать, что ты ограбил музей, Саммаэль.
По легкой улыбке на его губах Грендаль поняла, что скрыть зависть ей не удалось.
Наполнив вином два чеканных серебряных кубка, Саммаэль протянул один ей.
— Какой там музей, всего-навсего стасис-накопитель. Я полагаю, в те, последние дни люди пытались спасти все что можно. — Он обвел взглядом комнату и улыбнулся,. отчего натянулся ужасный шрам, пересекавший его лицо.
С особой теплотой Саммаэль посматривал в сторону панели зара, проецировавшей свое по-прежнему прозрачное поле в воздух, — подобные жестокие забавы всегда были ему по душе. Наличие панели зара означало, что найденный стасис-накопитель наполнен кем-то из последовавших за Великим Повелителем, — чтобы заработала такая игрушка, нужно было захватить хотя бы одного пленника. Интересно, что он еще нашел?
Грендаль отхлебнула вина и с трудом подавила вздох разочарования. После всего увиденного она рассчитывала отведать нежнейшего сатарского или одного из изысканных комоладских, но вино оказалось нынешним.
— Я тоже нашла один накопитель. — Грендаль погладила свой наряд унизанными перстнями пальцами. — Но, кроме стрейта, там ничего путного не оказалось. В конце концов, раз уж он пригласил ее сюда и показал ей все это, она тоже может позволить себе легкую доверительность. Но только легкую.
— Не повезло тебе. — На его губах появилась та же легкая улыбка. Не иначе как он нашел нечто поважнее, чем все эти картины и милые вещицы. — Но с другой стороны, это еще как посмотреть. Вдруг, открыв накопитель, ты обнаружила бы там гнездо кафара, джумару или других премилых созданий Агинора. Можешь себе представить, в Запустении и по сей день водятся джумары? Живут на воле! Полностью выросшие, но теперь уже не способные к трансформации. Нынешние дикари называют их Червями. — Саммаэль затрясся от смеха.
Грендаль сумела выдавить из себя улыбку, и даже ее наряд почти не изменил цвета, хотя при воспоминании о созданиях Агинора ей становилось не по себе. Конечно, Агинор был выдающейся личностью, может быть, даже гением — но безумцем. Кто, кроме безумца, мог бы сотворить голама?
— Похоже, ты в прекрасном расположении духа?
— А почему бы и нет? — доверительным тоном отозвался Саммаэль. — Я, можно считать, уже добрался до тайного хранилища ангриалов. А возможно, и кое до чего еще. Чему ты удивляешься? Думаешь, я не знаю, что все вы пытались меня выслеживать. Надеясь, что я выведу вас на это хранилище! Так вот, ничего у вас не вышло и не выйдет. Конечно, я поделюсь с вами, но лишь после того, как отберу для себя все, что сочту нужным. — Небрежно развалившись в вызолоченном, а может, и литом, чистого золота — с него станется — кресле, Саммаэль покачивал ногой и поглаживал золотистую бородку.
