Стоило Эгвейн исчезнуть, как из-за каменной колонны выступил Ранд. Порой он наведывался сюда, в Сердце Твердыни, чтобы взглянуть на Калландор. Первый раз это случилось после того, как Асмодиан научил его инвертировать плетения. С помощью этой хитрости Ранд расставил вокруг са'ангриала ловушки, которые никто, кроме него самого, не мог увидеть. Если верить Пророчествам, тот, кто вытащит Калландор из камня, «последует за ним». Только вот можно ли им верить, это еще вопрос, а испытывать судьбу Ранду вовсе не хотелось.
Где-то в затылке громыхал голос Льюса Тэрина — так бывало всегда, когда Ранд оказывался близ Калландора, — но сегодня Ранда интересовал отнюдь не мерцающий кристаллический клинок. Он смотрел туда, где висела гигантская карта, если это можно назвать картой. Случайно ли он явился сюда именно сегодня, сейчас, а не вчера или завтра? Или его привело сюда тяготение та'верена, улавливающего колебания Узора? Впрочем, важно не это. Поскольку Эгвейн покорно подчинилась приказу, он, надо полагать, исходил отнюдь не от Элайды. А стало быть, Салидар и есть то место, где скрываются таинственные Айз Седай, которых Эгвейн прочит ему в союзницы. Там же находится и Илэйн. Вот так удача, они сами плыли ему в руки.
Рассмеявшись, Ранд открыл проход в королевский дворец в Кэймлине — в его отражение в Тел'аран'риоде.
ГЛАВА 33. Укрепление духа
Стоя на коленях в одной сорочке, Эгвейн хмуро разглядывала зеленый шелковый костюм для верховой езды, тот самый, который был на ней, когда она появилась в Пустыне. Казалось, это было давным давно. Но предаваться воспоминаниям времени не было — предстояло многое сделать. Торопливо набросав записку, Эгвейн разбудила Ковинде и велела той поутру отнести это послание в гостиницу «Долговязый малый». Не вдаваясь в подробности, Эгвейн написала, что ей необходимо срочно уехать. Девушка и сама не очень хорошо представляла почему, но не могла покинуть Кайриэн, не сообщив ничего Гавину. Некоторые фразы — уже потом, когда она о них вспомнила, — заставили ее покраснеть. Одно дело признаваться мужчине в любви, но просить его не забывать ее — совсем другое. Но, так или иначе, письмо было написано, и теперь следовало подготовиться — к чему именно, Эгвейн толком не знала. Неожиданно полог палатки откинулся, и на пороге появилась Эмис. За ней вошли Бэйр и Сорилея. Хранительницы встали плечом к плечу в ряд. устремив на девушку суровые, неодобрительные взгляды. Эгвейн едва не прижала платье к груди — в одной сорочке она чувствовала себя неловко. Впрочем, при сложившихся обстоятельствах она, наверное, испытывала бы неловкость и будучи закованной в броню.
Глубоко вздохнув, Эгвейн сказала:
— Если вы явились, чтобы наказать меня, наказывайте, но учтите: таскать воду, рыть ямы или делать что-нибудь в том же роде у меня нет времени. Я прошу у вас прощения, но я обещала им, что прибуду так скоро, как смогу. Они ждут и, наверное, считают минуты.
Эмис удивленно подняла светлые брови. На лицах Сорилеи и Бэйр тоже было написано недоумение.
— Почему мы должны тебя наказывать? — спросила Эмис. — Да и как мы можем? Ты перестала быть ученицей с того момента, как твои сестры призвали тебя к себе. Как Айз Седай, ты обязана отправиться к ним.
Эгвейн вздрогнула, но сумела скрыть это, сделав вид, будто внимательно разглядывает платье. Помялось оно на удивление мало, хотя и провалялось в сундуке несколько месяцев. Наконец она вздохнула и заставила себя поднять глаза:
— Я знаю, вы на меня сердитесь, и у вас есть на то причины…
— Сердимся? — перебила ее Сорилея. — С чего ты взяла? Я думала, ты знаешь нас лучше.
И верно, голос ее звучал совсем не сердито, хотя лица всех трех Хранителььиц трудно было назвать довольными.
— Но ведь вы сами говорили, будто то, что я теперь собираюсь сделать, очень плохо. Что о таком даже и помышлять нельзя. А я, хоть на словах с вами и соглашалась, придумала способ, как это делать.
На лице Сорилеи неожиданно расцвела улыбка, а многочисленные браслеты забряцали, когда она с удовлетворенным видом принялась теребить шаль-
— Видите? Я же говорила, что она сообразит! Она могла бы быть одной из нас, одной из Айил.
Лица Эмис и Бэйр слегка смягчились, и Эгвейн поняла, в чем дело. Они вовсе не осуждали ее за желание проникнуть в Тел'аран'риод во плоти. По их мнению, этого делать не следовало, но она могла поступать так, как казалось правильным ей, а ее удача или неудача не накладывали на нее никаких обязательств, разве что по отношению к себе самой. Они в самом деле на нее не сердились — пока не сердились. Единственное, что их задевало, — это ложь. А ведь она призналась лишь в мелком обмане.
Ей потребовался еще один вздох, чтобы заставить себя говорить дальше.
— Я ведь и в другом вас обманывала. Обещала, что не стану одна бывать в Тел'аран'риоде, а сама… — Эмис вновь помрачнела. Сорилея, которая не была ходящей по снам. лишь сокрушенно покачала головой. — Я обещала повиноваться вам как ученица, но, хотя вы и говорили, что после ранения Мир Снов для меня слишком опасен, все равно ходила туда Бэйр бесстрастно сложила руки на груди, а Сорилея пробормотала что-то насчет «глупых девчонок» — но не слишком сурово.
Эгвейн набрала воздуху в третий раз — сознаться в этом было труднее всего. Внутри все дрожало, и она удивлялась, как у нее не стучат зубы.
— Хуже всего, что я никакая не Айз Седай, а просто Принятая. Это, по-вашему, все равно что ученица. Айз Седай мне не быть долгие годы, а может, после всего этого, и никогда.
Сорилея вскинула голову, губы сжались в ниточку, но ни она, ни две другие Хранительницы не вымолвили ни слова. Как поправить дело, должна была решать сама Эгвейн. Они уже никогда не смогут относиться к ней так, как прежде, но…
Ты во всем созналась, прошептал внутренний голос. Теперь твоя задача как можно скорее добраться до Салидара. Может, ты и станешь когда-нибудь Айз Седай, но не рассчитывай на это, если рассердишь их своей медлительностью.
Эгвейн опустила глаза, уставясь на цветной ковер, и скривилась от презрения к этому трусоватому шепотку. Если ей в голову лезут такие мысли, это позор. Нет, прежде чем уйти, она должна уладить все дела здесь. Уладить в соответствии с джи'и'тох. Пусть она не могла поступить иначе — за все надо платить. А какова плата за ложь, Авиенда показала ей еще в Пустыне, несколько месяцев назад.
Собрав все свое мужество — хотелось надеяться, что его хватит, — Эгвейн отложила в сторону платье. Странно, но оказалось, что самое трудное — начать. Она бестрепетно подняла глаза, и ей вовсе не пришлось выдавливать из себя слова.
— Я имею тох. — Дрожь ее больше не била. — Прошу об одолжении: помогите мне исполнить мой тох.
Салидару придется подождать.
Опершись на локоть, Мэт следил за ходом игры в змей и лисичек, разложенной на полу палатки. Порой с его подбородка капала капля пота — хорошо еще, что не на игровую доску. Правда, на самом деле это была не доска, а расчерченный черными чернилами кусок красной материи. Стрелки указывали, с каких линий можно ходить только в одну сторону, а с каких — в обе. Десять круглых фишек из светлого дерева с нарисованными черными треугольниками означали лисичек, а десять таких же, но с волнистыми линиями
