– Милорд Карридин... – В голосе Шиайн послышались вызывающие нотки. Кажется, он немного перестарался, слишком надолго предоставив ее самой себе. – Милорд Карридин, некоторые члены моего круга спрашивают, зачем мы разыскиваем...
Он повернулся было, намереваясь жестко одернуть женщину, – ему нужен успех, а не оправдания и вопросы! – но внезапно перестал воспринимать ее голос, потому что его взгляд упал на стоявшего наискосок через улицу молодого человека в голубой куртке с красно-золотой вышивкой на рукавах и очень широкими отворотами. Выше большинства людей, он обмахивался широкополой черной шляпой и теребил повязанный на шее шарф, разговаривая с сутулым седым мужчиной. Карридин узнал юношу.
Неожиданно он почувствовал себя так, будто его шею обхватила завязанная петлей веревка, с каждым мгновением затягивавшаяся все туже. Перед его мысленным взором, заслонив все вокруг, возникло прикрытое красной маской лицо. Темные как ночь глаза пристально смотрели на него, они вдруг превратились в бездонные пещеры, в которых бушевало пламя. Мир в голове Карридина взорвался каскадом пылающих образов, которые обрушились на него, сопровождаемые пронзительными воплями. Фигуры трех юношей повисли в воздухе без всякой опоры, и одна из них вдруг начала светиться – молодой человек, стоявший на улице, – все ярче и ярче, так ярко, что сгорел бы глаз любого живого существа, и еще ярче, опаляя и превращая в пепел все живое. В руках у молодого человека оказался витой золотой рог, в который он затрубил. При звуках боевого клича душа словно покинула Карридина, и неожиданно рог вспыхнул, превратившись в кольцо золотого света, поглотившее его, обдавшее таким холодом, что единственная уцелевшая частица его, еще помнившая, кем он был прежде, осознавала: еще миг, и от него не останется ничего. Кинжал с ослепительной красной точкой на рукоятке метнулся прямо к нему, кривой клинок вонзился между глаз, проникая все глубже и глубже, пока не вошел внутрь вместе с позолоченной рукояткой и все не исчезло, – он ощутил боль, которая унесла прочь все мысли о том, что предшествовало ей. Карридин взмолился бы, обращаясь к Создателю, от которого давным-давно отрекся, если бы помнил, как это делается. Он пронзительно закричал бы, если бы помнил, что люди кричат, когда им больно, если бы вообще помнил, что он человек. Кинжал бил в голову вновь и вновь...
Подняв руку ко лбу, Карридин удивился, заметив, что она дрожит. Сильно болела голова. Что-то случилось... Он вздрогнул, взглянув вниз, на улицу. Казалось, прошло одно мгновение, но все изменилось – там были совсем другие люди, повозки, разноцветные кареты и паланкины тоже сменились. Хуже того – исчез и Коутон. Карридину страшно захотелось одним глотком осушить графин бренди.
Неожиданно до него дошло, что Шиайн молчит. Он повернулся, собираясь выполнить наконец свое намерение поставить ее на место.
Она наклонилась вперед, будто начав подниматься, – одна рука на подлокотнике кресла, другая поднята. На лисьем лице застыли обида и вызов, но обращено оно было не к Карридину. Она не двигалась. Не моргала. Он не был уверен даже, что она дышит. Карридин охватил все это одним взглядом – и тут же позабыл о ней.
– Размышляешь? – сказал Саммаэль. – Могу ли я надеяться по крайней мере, что твои размышления имеют отношение к тому, что тебе поручено найти здесь для меня?
Он стоял – мускулистый, плотный мужчина чуть выше среднего роста, в кафтане, выдержанном в иллианском стиле, так густо расшитом золотом, что зеленой ткани почти не видно; этот наряд чрезвычайно шел ему, одному из Избранных, добавляя статности. Голубые глаза были холоднее зимней стужи. Синевато-багровый шрам змеился вниз через все лицо от корней золотистых волос до края золотистой же, ровно подрезанной бороды, вполне подходящее украшение для его облика. Все, что вставало на его пути, он смахивал в сторону, растаптывал и уничтожал. Карридин знал, что Саммаэль выпустит из него кишки, окажись он случайно на пути Отрекшегося.
Торопливо отступив от окна, Карридин рухнул на колени перед Избранным. Он презирал ведьм Тар Валона. Больше того, презирал всякого, кто использовал Единую Силу, которая однажды уже разрушила мир, кто владел тем, к чему простому смертному и прикасаться не следовало. Этот человек использовал Силу, но Избранного нельзя назвать простым смертным. Возможно, и вообще смертным. И если Карридин будет служить ему хорошо, он тоже станет таким.
– Великий Господин, я видел Мэта Коутона.
– Здесь? – Удивительно, но Саммаэль выглядел ошеломленным, правда, всего одно мгновение. Он пробормотал что-то себе под нос, и кровь отхлынула от лица Карридина, хотя он расслышал всего одно слово.
– Великий Господин, вы знаете, я никогда не предам...
– Ты? Глупец! У тебя кишка тонка. Ты уверен, что это был Коутон?
– Да, Великий Господин. На улице. Я уверен, что смогу снова найти его.
Саммаэль нахмурился, глядя сверху вниз и теребя бороду; казалось, он смотрел сквозь Джайхима Карридина. Карридину не нравилось ощущать себя полным ничтожеством, особенно понимая, что так оно и есть.
– Нет, – произнес наконец Саммаэль. – То, что тебе поручено найти, – вот твоя важнейшая и единственная забота. Смерть Коутона была бы, конечно, очень кстати, но не нужно, чтобы она привлекла внимание. Если выяснится, что он не случайно оказался здесь, что он проявляет интерес к твоим поискам, он умрет; если нет, с этим можно не спешить.
– Но...
– Ты не слышал, что я сказал? – Шрам Саммаэля превращал улыбку с одной стороны лица в гримасу. – На днях я видел твою сестру Ванору. Поначалу она выглядела не очень хорошо. Стонала и плакала, все время вздрагивала и рвала на себе волосы. Женщины страдают от внимания Мурддраала больше мужчин, но даже Мурддраалу надо иногда доставлять себе удовольствие. Не волнуйся – она страдала не слишком долго. Троллоки всегда голодны. – Улыбка растаяла; от голоса Саммаэля можно было окаменеть. – Тот, кто смеет ослушаться, может угодить на вертел. Ванора, казалось, улыбалась, Карридин. Как ты думаешь, ты улыбался бы, оказавшись на вертеле?
Карридин невольно сглотнул, сраженный внезапной острой болью. Ванора, всегда готовая улыбнуться, умеющая обращаться с лошадьми, – она решалась на галоп там, где другие двигались осторожным шагом. Она была его любимой сестрой; тем не менее теперь она мертва, а он – нет. Если в этом мире существовало хоть какое-то милосердие, она не узнала, из-за чего все это с ней произошло.
– Я живу, чтобы служить и повиноваться, Великий Господин. – Карридин не считал себя трусом, но никто не мог ослушаться одного из Избранных.
Никто – больше одного раза.
– Тогда найди то, что я хочу! – рявкнул Саммаэль. – Я знаю, оно спрятано где-то в этом кжасик мушином пятне города! Тер’ангриал, ангриал, даже са’ангриал! Я выследил их, я чувствую их! Теперь ты должен найти их, Карридин. Не испытывай моего терпения.
– Великий Господин... – У него внезапно пересохло во рту. – Великий Господин, здесь ведьмы... Айз Седай... здесь. Я точно не знаю сколько. Если они услышат хоть шепот...
