– Я тоже ношу шаль, Фалион, – с необычной для нее резкостью сказала Испан, – и мне все это известно не хуже, чем тебе. Ты сказала, есть способ. Какой?
Не желает думать, напрягать мозги – и все!
– Что обрадовало бы Могидин так же сильно, как хранилище предметов Силы? – Испан все так же непонимающе смотрела на Фалион, постукивая ногой. – Найнив ал’Мира, Испан. Могидин велела нам найти ее, но та каким-то образом ускользнула. Если мы доставим ей Найнив – и заодно эту девчонку Траканд, – она простит нам сотню са’ангриалов. – Что лишний раз со всей очевидностью доказывало, насколько безрассудны могли быть Избранные. Самое лучшее, имея дело с такими несравненно более могущественными, но неспособными совладать со своими порывами людьми, соблюдать крайнюю осторожность. К Испан все это, конечно, не относилось, по крайней мере в отношении могущества.
– Я же говорила, нужно было убить ее, как только она появилась. – Испан сплюнула. Она снова, размахивая руками, ходила взад-вперед; песок скрипел у нее под ногами. – Да-да, я понимаю. Сестры во дворце становятся подозрительными, не стоит привлекать их внимание. Ты не забыла Танчико? И Тир? Там, где появляются эти две девицы, жди неприятностей. Я так считаю: раз мы не можем убить их, нужно держаться подальше от Найнив ал’Мира и Илэйн Траканд. Как можно дальше!
– Успокойся, Испан. Успокойся.
Не важно, что успокаивающий тон Фалион, казалось, лишь еще больше взвинчивал Испан. Фалион была уверена – логика должна преобладать над эмоциями. И она всегда торжествует.
Сидя на перевернутой бочке, стоящей в на редкость прохладном, узком, затененном переулке, он не сводил глаз с дома, расположенного на противоположной стороне оживленной улицы. Неожиданно он осознал, что снова схватился за голову. Она не болела, но временами возникало... какое-то странное ощущение. Чаще всего тогда, когда он думал о том, чего не мог вспомнить.
Трехэтажный дом, покрытый белой штукатуркой, принадлежал ювелирше, у которой – предположительно в гостях – были две подруги. Она познакомилась с ними во время поездки на север несколько лет назад. Этих подруг заметили мельком, лишь когда они прибыли, после этого их никто не видел. Разузнать все это оказалось делом нетрудным, а выяснить, что они Айз Седай, – лишь чуть-чуть сложнее.
Тощий парень в рваном жилете, который, насвистывая, шел по улице – на уме у него явно было что-то недоброе, – остановился, увидев его, сидящего на бочке. Его куртка, то, что он явно прятался в тени, где мало кто мог его заметить, – и весь облик, с сожалением подумал он, – наверно, все это выглядело искушающе. Он сунул руку под куртку. Его руки больше не обладали силой и гибкостью, необходимой для сражения на мечах, но два длинных ножа, которые он всегда носил с собой вот уже более тридцати лет, не раз приводили в изумление многих искусных фехтовальщиков. Возможно, что-то мелькнуло в его взгляде, потому что тощий парень, немного поразмыслив, снова засвистел и продолжил путь.
Распахнулись ворота, ведущие на конюшню ювелирши, и появились двое крупных, сильных мужчин. Они тащили ручную тележку, доверху нагруженную навозом и соломой. Чем они тут занимались? Арнин и Над не походили на парней, которых нанимают чистить конюшни.
Останусь здесь до темноты, решил он, а потом посмотрю, смогу ли снова найти маленького убийцу, Карридинова прихвостня.
И вновь оказалось, что он держится за голову. Он отдернул руки. Рано или поздно он вспомнит. У него оставалось не так уж много времени, но это все, что у него есть. Этого он не забывал никогда.
Глава 18
КАК ПЛУГ ВЗРЕЗАЕТ ЗЕМЛЮ
Призвав ненадолго саидин, чтобы распустить малого стража, сплетенного в углу приемной, Ранд поднял маленькую оправленную в серебро чашку и сказал:
– Еще чаю.
Льюс Тэрин гневно забормотал что-то у него в голове.
Резные кресла, обильно украшенные позолотой, двумя рядами стояли по бокам эмблемы золотого Восходящего Солнца – в два шага шириной, выложенной на каменных плитах пола, – еще одно высокое кресло, так раззолоченное, что казалось целиком сделанным из золота, возвышалось на небольшом помосте, но Ранд сидел, скрестив ноги, на ковре, развернутом специально для этого случая и выполненном в тайренском стиле – сложное переплетение зеленого, золотого и голубого, узор, называемый лабиринтом. Трем вождям кланов, расположившимся напротив него, не понравилось бы, если бы он принимал их, сидя в кресле, даже если кресла предложили бы и им самим. Они тоже представляли собой почти лабиринт, по которому следовало ступать крайне осторожно. Ранд был в рубашке с закатанными рукавами, оставляющей открытыми извивающихся красно-золотых, металлически посверкивающих драконов на предплечьях. Кадин’сор, обычная одежда айильских мужчин, прикрывал драконов вождей – у каждого на левой руке. Может, напоминая о том, кем он был. О том, что он тоже посетил Руидин, хотя это путешествие означало смерть для большинства предпринявших его мужчин; а возможно, напоминать об этом было совсем необязательно. Возможно.
На лицах трех айильцев почти ничего нельзя было прочесть, хотя вожди не сводили глаз с Мераны, которая вышла из угла, где до этого стояла. Дубленое лицо Джанвина казалось вырезанным из старого дерева, но оно всегда выглядело так, его серо-голубые глаза неистово сверкали, но и они всегда были такими. Даже буйные волосы напоминали грозовые облака. Нрав у него, однако, был на редкость спокойный. Индириан и одноглазый Манделайн, казалось, вообще ни о чем не думали, просто немигающими глазами следили за Мераной. Льюс Тэрин неожиданно смолк, будто тоже наблюдал за ней – глазами Ранда.
Безвозрастное лицо Мераны выражало еще меньше, чем лица вождей кланов. Подхватив рукой край светло-серых юбок, она опустилась на колени рядом с Рандом и подняла чайник. Массивный шар, серебряный с золотым отливом, покоился на спинах леопардов, такой же зверь выгнулся на ручке и еще один расположился на крышке – здесь он был изображен припавшим к земле. Чайник был настолько тяжел, что потребовались обе руки, чтобы наполнить чашку Ранда, и все равно шар слегка покачнулся. Все это Мерана проделала с таким видом, будто хотела показать, что действует исключительно по собственному желанию, по причинам, которые понятны только ей и о которых никто из присутствующих даже не догадывается; каждый жест выдавал в ней Айз Седай даже больше, чем лицо. Хорошо это или плохо?
– Я не позволяю им направлять без разрешения, – сказал Ранд.
Вожди кланов хранили молчание. Мерана встала – чтобы опуститься на колени по очереди рядом с каждым. Манделайн накрыл свою чашку широкой ладонью, показывая, что он больше не хочет. Двое других вождей протянули свои чашки, серо-голубые и зеленые глаза с одинаковым выражением уставились на Мерану. Что они видели? Что еще он мог сделать?
Поставив тяжелый чайник на поднос, массивные ручки которого тоже были выполнены в виде леопардов, Мерана осталась на коленях:
– Что еще угодно милорду Дракону?
Голос ее звучал спокойно, но, когда Ранд жестом велел ей вернуться в свой угол, когда она поднялась и повернулась, на очень короткое мгновение ее тонкие руки все же судорожно вцепились в юбки. Причиной было то, что, повернувшись, она оказалась лицом к лицу с Дашивой и Наришмой. Два Аша’мана – точнее, Наришма был пока солдатом, низший ранг у Аша’манов, и не носил на воротнике никаких значков, ни меча, ни Дракона, – спокойно стояли между высокими зеркалами в позолоченных рамах – они рядами тянулись вдоль стен. По крайней мере младший из двоих выглядел спокойным – на первый взгляд. Сунув большие пальцы рук за пояс, на котором висел меч, он, казалось, не обращал внимания ни на Мерану, ни даже на Ранда и айильцев. Однако, вглядевшись внимательней, можно было заметить, что взгляд темных, чересчур больших для его лица глаз все время метался, будто Наришма ожидал, что в любой момент нечто неведомое набросится на него, выскочив прямо из воздуха. И кто поручится, что этого не произойдет? Дашива выглядел так, точно мысли его витают в облаках; губы беззвучно шевелились, он моргал и хмурился, уставившись в пустоту.
