Потом без всякого предупреждения ее отпустили. Она упала лицом вперед и лежала, уткнувшись носом в землю и сухие листья, хватая воздух открытым ртом. Листовая крошка, попавшая в горло, вызвала кашель, но постепенно до Галины стали доходить голоса и смысл услышанных слов.
– ...тебе потребовалось много времени, Терава, – сказал знакомый женский голос. – Девять дней. Мы давным-давно здесь.
Всего девять дней? Галина покачала головой, царапая лицо о землю. С тех пор как айильцы убили под ней коня, в ее памяти все дни слились в умопомрачительную смесь жажды, бега и побоев, но, конечно, все это продолжалось дольше чем девять дней. Недели. Месяц или больше.
– Давайте ее сюда, – нетерпеливо произнес все тот же знакомый голос.
Ее потащили, заставили нагнуться и толкнули вперед, в большую палатку. Галину швырнули на ковры, лежащие друг на друге – край одного, с красно-голубым узором, тайренским лабиринтом, выглядывал из-под другого, усеянного яркими безвкусными цветами, – в него-то она и уткнулась носом. С трудом, но Галине удалось поднять голову.
Сначала она не разглядела ничего, кроме Севанны, сидящей прямо перед ней на большой подушке с желтыми кисточками. Севанна, с волосами, напоминающими нежную золотую пряжу, с ясными изумрудными глазами. Вероломная Севанна, которая дала Галине слово отвлечь внимание набегом на Кайриэн, а потом нарушила свое обещание, попытавшись освободить ал’Тора. Севанна, которая, по крайней мере, могла вырвать ее из когтей Теравы.
Попытавшись подняться на колени, Галина только тут поняла, что в палатке есть и другие. Терава сидела на подушке справа от Севанны, во главе Хранительниц Мудрости. Четырнадцать женщин, все способные направлять, и в конце этого ряда – Микара, которая по-прежнему ограждала Галину от Источника. Впрочем, она скорее стояла, чем сидела. Половина из них принадлежала к тем Хранительницам Мудрости, которые с такой презрительной легкостью захватили ее в плен. Никогда больше она не будет так неосторожна с Хранительницами Мудрости – никогда.
Невысокие бледнолицые мужчины и женщины в белых одеждах скользили между собравшимися, безмолвно предлагая Хранительницам Мудрости золотые или серебряные подносы с маленькими чашками. То же происходило на другой стороне палатки, где седая женщина в серо-коричневой айильской куртке и штанах сидела слева от Севанны, во главе ряда из двенадцати айильских мужчин с каменными лицами. Мужчин. А на ней нет ничего, кроме зияющей дырами сорочки. Галина стиснула зубы, сдерживая душивший ее вопль. Она заставила себя выпрямить спину, борясь с желанием нырнуть под ковер, чтобы укрыться от этих холодных мужских глаз.
– Оказывается, Айз Седай может лгать, – сказала Севанна, и кровь отхлынула от лица Галины. Эта женщина не знала – не могла знать. – Ты давала обещания, Галина Касбан, и нарушила их. Ты воображаешь, что можешь убить Хранительницу Мудрости и скрыться от наших копий?
От облегчения у Галины словно одеревенел язык. Севанна не знала о Черной Айя. Если бы Галина не отвергла Свет много лет назад, сейчас она вознесла бы ему благодарственную хвалу. Однако ей сковывало язык не только чувство облегчения, но и крошечная искорка негодования. Они сами напали на Айз Седай, а теперь возмущаются, что некоторые из них погибли? Крошечная искорка – только на это она и была способна. В конце концов, пусть себе Севанна сколько угодно искажает факты, разве этот пустяк может сравниться с днями побоев и бесчеловечным взглядом Теравы? Болезненный, каркающий смех вырвался из горла Галины, столь абсурдным показалось ей сравнение. Горло у нее совсем пересохло.
– Будь благодарна за то, что не все вы погибли, – ухитрилась Галина произнести сквозь смех. – Даже сейчас, Севанна, еще не поздно исправить совершенные тобой ошибки. – Она с трудом проглотила горькое веселье, не дав ему обернуться слезами. Еще немного, и дело кончилось бы именно этим. – Вернувшись в Белую Башню, я не забуду тех, кто поможет мне. – Она могла бы добавить: «И тех, кто поступит иначе», но недрогнувший взгляд Теравы заставил страх снова затрепетать в ее сердце. Терава имела среди них очень большое влияние, ей было позволено почти все. Должен существовать какой-то способ убедить Севанну... взять Галину под свою опеку. Эта мысль имела горький привкус, и все же что угодно лучше, чем Терава. Севанна честолюбива и жадна. Хмуро посмотрев на Галину, она скользнула взглядом по своей руке и мимолетно, но с явным восхищением улыбнулась при виде колец с крупными изумрудами и огневиками. Половину ее пальцев украшали кольца, а ожерелья с перламутром, рубинами и бриллиантами, которыми не погнушалась бы любая королева, покрывали почти всю ее высокую грудь. Севанне нельзя доверять, но ее можно подкупить. Терава же просто явление природы – кому придет в голову подкупить половодье или снежную лавину? – Я полагаюсь на твой разум, Севанна, на то, что ты выберешь верный путь, – закончила Галина. – Дружба с Белой Башней очень высоко оплачивается.
Воцарилась долгая тишина, если не считать шелеста и шорохов, вызванных скользящими движениями этих, в белом, которые по-прежнему предлагали всем свои подносы. Потом...
– Ты – да’тсанг, – сказала Севанна. Галина непонимающе заморгала. Севанна назвала ее презренной? Конечно, они просто выказывали таким образом ей свое презрение, но зачем?
– Ты – да’тсанг, – нараспев произнесла круглолицая Хранительница Мудрости, которую Галина не знала, и высокая, выше Теравы женщина повторила:
– Ты – да’тсанг.
Лицо Теравы, так напоминающее сокола, казалось вырезанным из дерева, ее глаза, неотрывно прикованные к Галине, обвиняюще мерцали. Галина ощутила себя пригвожденной к месту, где стояла на коленях, неспособной двинуть ни единым мускулом. Загипнотизированная птица, не сводящая взгляда со скользящей к ней змеи. Еще никто никогда не заставлял ее испытывать такое ощущение. Никто.
– Три Хранительницы Мудрости высказались. – Удовлетворенная улыбка Севанны была полна почти дружеского расположения.
Лицо Теравы застыло. Этой женщине не нравилось происходящее. А между тем что-то явно происходило, хотя Галина не понимала, что именно. За исключением того, что ее забирали у Теравы. Пока этого вполне достаточно. Более чем достаточно.
Когда Девы разрезали веревки, которыми была связана Галина, и натянули на нее черное шерстяное одеяние, она была так счастлива, что ее почти не обеспокоило, что они прежде сорвали с нее остатки сорочки перед всеми этими мужчинками с ледяными глазами. В толстой шерсти было жарко, она вызывала зуд и царапала израненное тело, но Галина радовалась ей так, как прежде никогда не радовалась шелку. Несмотря на то что Микара по-прежнему ограждала ее, она чуть не засмеялась, когда Девы вывели ее из палатки. Потребовалось совсем немного времени, чтобы это желание исчезло. И Галине еще меньше времени понадобилось, чтобы усомниться в том, что имеет смысл умолять Севанну на коленях. Галина бы так и поступила, сумей она до нее добраться, только вот Микара предупредила, что она может идти только туда, куда ей велят, и говорить только тогда, когда к ней обращаются.
