– Во имя Света, я буду чтить твою память, матушка, – тихо произнесла она. – Я прославлю имя Моргейз Траканд и постараюсь не посрамить честь Дома Траканд.
– Я распорядилась, чтобы стража не подпускала любопытных и подхалимов. Полагаю, ты хотела бы побыть одна.
Илэйн медленно повернулась к Дайлин Таравин – золотоволосая женщина пересекала Главный Зал. Дайлин одной из первых поддержала ее мать, когда та еще боролась за трон. Теперь седины в волосах Дайлин прибавилось и больше морщинок собралось у глаз. Но она по-прежнему оставалась красивой. Сильная женщина. И могущественная – и как друг, и как враг.
Дайлин остановилась у подножия возвышения.
– Два дня назад я услышала, что ты жива, но, признаться, не верила. Ты пришла принять трон от Возрожденного Дракона?
– Я претендую на трон по праву, Дайлин, от своего имени. Львиный Трон не побрякушка, которую принимают от мужчины. – Дайлин кивнула, словно соглашаясь с очевидной истиной. Так оно и было, для любого андорца. – А как ты, Дайлин? За Траканд или против? По пути сюда я часто слышала твое имя.
– Поскольку ты по праву претендуешь на трон, то за. – Немногие могли бы говорить столь сухо. Илэйн села на верхнюю ступеньку, жестом пригласив женщину последовать ее примеру. – Разумеется, есть некоторые препятствия, – продолжила Дайлин, подбирая синие юбки и садясь рядом. – Уже появилось несколько претендентов, как ты, верно, знаешь. Ниан и Элению я благополучно посадила под замок. По обвинению в измене, против чего большинство, по-видимому, не возражает. Муж Элении по-прежнему мутит воду. Еще о своих притязаниях заявила Аримилла. Вот глупая гусыня! Если ее кто и поддерживает, то об этом беспокоиться не стоит. Причина для настоящего беспокойства – не считая айильцев в городе, ждущих возвращения Возрожденного Дракона, – это Аймлин, Арателле и Пеливар. В настоящее время Луан и Эллориен – за вас, но могут перебежать к тем троим.
Очень краткий список, выданный тоном, подходящим для обсуждения возможной продажи лошадей. О Ниан и Элении Илэйн знала. Аримилла и впрямь гусыня, коли верит, что ее примут на андорском троне. А о последних пяти и в самом деле стоит подумать. Каждый был надежным сторонником ее матери и за каждым стоит могущественный Дом.
– Значит, Арателле и Аймлин стремятся к трону, – пробормотала Илэйн. – Об Эллориен я бы такого не сказала, не для себя она старается. – Пеливар мог бы действовать ради кого-то из своих дочерей, но у Луана были лишь внучки, и все они еще малы. – Ты говоришь так, словно они могут объединиться, все пять Домов. Но вокруг кого? – Вот это самая большая угроза.
Улыбаясь, Дайлин оперлась подбородком на ладони.
– Они полагают, что трон следовало бы принять мне. А что ты намерена делать с Возрожденным Драконом? Он здесь давненько не показывался, но у него в обычае появляться будто из ниоткуда.
Илэйн на миг зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, то по-прежнему сидела на ступенях у трона в Главном Зале, и Дайлин все так же улыбалась, глядя на нее. Брат Илэйн сражался за Элайду, а сводный брат – Белоплащник. Вместе с ней во дворце появилась уйма женщин, которые в любой момент могут накинуться друг на друга, не говоря уже о том, что одна из них – Приспешница Темного, может, даже из Черной Айя. А самая большая угроза ее притязаниям на трон исходит от женщины, заявившей, что она поддерживает Илэйн. Мир положительно сошел с ума.
– Я намерена связать его узами и сделать своим Стражем, – промолвила Илэйн и продолжила прежде, чем собеседница успела изумленно моргнуть. – И еще я надеюсь выйти за него замуж. Но все это не имеет никакого отношения ко Львиному Трону. Самое первое, я намерена...
Дайлин начала смеяться. Илэйн хотелось бы знать, смеется ли та от радости, услышав о ее планах, или потому, что видит собственный путь к Львиному Трону, на котором теперь стало куда меньше ухабов. По крайней мере, теперь известно, с чем Илэйн придется иметь дело.
* * *
Въехав в Кэймлин, Давед Ханлон не удержался от мысли, как приятно было бы разграбить этот город. В бытность свою солдатом он повидал множество разграбленных деревень и городков, а однажды, двадцать лет назад, большой, столичный город – оставленный айильцами Кайриэн. Странно, но, похоже, все эти Айил оставили Кэймлин нетронутым, впрочем, и тогда, не будь сожжены высокие кайриэнские башни, трудно было сказать, что город взяли айильцы: повсюду, помимо прочего добра, валялись груды золота, нагибайся да бери, что многие и делали. Он видел широкие улицы, по которым носились за бегущими людьми всадники, видел, как толстые купцы отдавали свое золото под угрозой ножа, тщетно надеясь продлить свои жизни, видел стройных девушек и пухленьких женщин, настолько перепуганных, что, когда их волокли в темный уголок, они даже визжать не могли, не то чтобы сопротивляться. Он видел такое и сам в таких делах участвовал и надеялся еще не раз позабавиться. Хотя и не в Кэймлине... Если бы он мог ослушаться приказов, которые привели его сюда, то отправился бы туда, где добыча, пусть и не такая богатая, определенно достается легче.
Инструкции были недвусмысленны. Оставив коня в конюшне «Красного быка», он прошагал с милю к высокому каменному зданию на боковой улице. Дом, с виду принадлежащий процветающей купчихе, говорил о богатстве, на двери была крохотная рисованная эмблема – красное сердце на золотой руке. Кряжистый малый, впустивший Ханлона, не был слугой, судя по сбитым костяшкам кулаков и зловещему взгляду. Не говоря ни слова, он повел гостя в глубь дома, потом вниз, в подвал. Ханлон ослабил меч в ножнах. В жизни он многое повидал, в том числе доводилось ему видеть, как неудачников казнят, весьма утонченным образом. Он не думал, что где-то потерпел неудачу, но и вряд ли добился особых успехов. Хотя и следовал приказам.
Чего не всегда достаточно.
Подвал, сложенный из грубого камня, освещали золоченые лампы, и Ханлон увидел миловидную женщину в отороченном кружевами алом шелковом платье, ее волосы были убраны под ажурную кружевную сеточку. Он не знал, кто такая леди Шиайн, но приказы обязывали ей повиноваться. Улыбаясь, Ханлон как можно вежливее раскланялся. Она же просто смотрела на него, словно бы ждала, когда же он обратит внимание на то другое, что было в подвале.
Вряд ли он мог этого не заметить, поскольку, не считая нескольких бочонков, в комнате находился лишь большой массивный стол, украшенный в очень необычной манере. В столешнице были вырезаны два овальных отверстия, из одного торчали голова и плечи мужчины. Запрокинутую голову удерживали кожаные ремни, прибитые гвоздями к столешнице, такими же ремнями была закреплена засунутая в рот деревяшка. Довершала «украшение» стола женщина, точно так же стянутая ремнями. Ханлон разглядел, что под столом запястья пленников привязаны к лодыжкам, а сами они стоят на коленях. Что ж, вполне безопасно. Волосы мужчины были тронуты сединой, лицо выдавало в нем лорда, он дико вращал глубоко посаженными глазами. Рассыпавшиеся по столу темные волосы женщины шелковисто блестели, но лицо, на вкус Ханлона, было несколько длинновато.
Вдруг до него дошло, что это за лицо, и рука дернулась к мечу, прежде чем он сумел себя сдержать. С видимым трудом Ханлон отпустил рукоять меча. Лицо Айз Седай!
