– Отдайте меч. Иначе до отъезда придется оставить оружие здесь, – быстро сказала Сарен, когда Моад вырвал свой меч из рук коренастого. – Это услуга, Госпожа Волн, вот за что заплатила Кадсуане. В Фар Мэддинге никому не разрешено носить оружие иначе, как скрепленным узами мира, – чтобы нельзя было его обнажить. Дозволены разве только поясные ножи. Даже этим людям, из Стенной Стражи, нельзя уносить меч с поста. Это ведь так? – обратилась Сарен к костлявому солдату, и тот ответил, что так и есть и что это очень хорошо.
Пожав плечами, Моад вытащил меч из-за кушака и, когда малый с вечной ухмылкой потребовал заодно кинжал с костяной рукоятью, отдал и его. Сунув длинный кинжал за пояс, солдат достал из сумы моток тонкого шнура и начал ловко обматывать меч, упаковывая его в некое подобие мелкой сети. Время от времени он останавливался, вытаскивал из-за пояса пломбир и опечатывал шнуры маленькими свинцовыми дисками – и все это проделывал ловкими, отработанными движениями.
– Список имен передадут на два других моста, – продолжала объяснения Сарен, – и там заставят показать шнуры в целости. Иначе задержат, пока магистрат не установит, что не совершено других преступлений. И даже в этом случае наказанием будет очень большой штраф и плети. Большинство чужестранцев предпочитает, чтобы не платить лишнего, оставить оружие на хранение, но это означает, что город придется покинуть через те же ворота. А одному Свету ведомо, в какую сторону нам предстоит отправиться потом... – Бросив взгляд в сторону Кадсуане, которая, по-видимому, удерживала Аланну, в одиночку собравшуюся отправиться через мост, Сарен почти неслышно прибавила: – Надеюсь, что она именно так и рассуждает.
Харине фыркнула.
– Что за нелепость! А как защищать себя?
– В Фар Мэддинге, госпожа, ни одному человеку нет нужды защищать себя. – Голос коренастого был груб, но насмешки в нем не слышалось. Он просто объяснял очевидное. – Об этом позаботится Уличная Стража. Позволь всякому, кому захочется, меч при себе носить, так у нас будет ничуть не лучше, чем везде. Слыхал я, госпожа, что в тех краях деется, и нам того даром не надо. – Поклонившись Харине, он зашагал вдоль колонны, следом за ним пошел писарь с доской.
Моад быстро осмотрел меч и кинжал, искусно оплетенные шнуром от рукояти до ножен, потом засунул оружие за кушак, стараясь не повредить пломбы.
– Мечи только тогда в дело годятся, когда мозгов не хватает, – сказал он.
Харине вновь фыркнула. Шалон же задумалась, откуда у того мужчины шрам через все лицо, коли в Фар Мэддинге так безопасно?
Сзади, где находились другие мужчины, послышался протестующий ропот, но очень быстро затих. Благодаря Мерисе – Шалон была уверена. Порой рядом с нею Кадсуане казалась нетребовательной. Ее Стражи напоминали дрессированных сторожевых псов, которых используют Амайяр и которые готовы кинуться на кого угодно по свистку хозяина, и Мериса, ни мгновение не колеблясь, отчитала бы Стража любой Айз Седай. Вскоре все мечи оказались запеленуты в узы мира, вьючные лошади проверены – нет ли где спрятанного оружия, и всадники въехали на мост. Подковы зазвенели о камень.
Мост был ровным и широким, как и дорога, что вела к нему, с низким каменным парапетом по обеим сторонам – такой парапет не позволит фургону свалиться в воду, но и не станет укрытием для нападающих. Вдобавок мост был длинным, примерно в три четверти мили, и прямым как стрела. Время от времени под мостом проплывали лодки – будь у них мачты, они бы там не прошли. У обитых железными полосами городских ворот – Сарен назвала их Кэймлинскими Воротами, – по обеим сторонам которых стояли высокие башни, путников встретили стражники с эмблемами в виде золотого меча на плечах. Они поклонились женщинам и окинули подозрительными взглядами мужчин. А улица за воротами...
Пытаться смотреть вокруг было бесполезно. На широкой и прямой улице, вдоль которой вытянулись дома в два-три этажа, было полно людей и тележек, но все расплывалось перед глазами. Источник пропал! Шалон понимала, что он вернется, когда она покинет это место, но Света ради, как ей хотелось убраться отсюда немедленно! Долго ли она тут выдержит? В этом городе должен быть Корамур, а Харине намерена не отходить от Корамура ни на шаг, возможно, из-за того, кто он такой, а возможно, и потому, что думает, будто он поможет ей возвыситься до Госпожи Кораблей. Пока Харине не покинет город, пока Кадсуане не освободит их от уговора, Шалон здесь все равно что на якоре. Здесь – где нет Истинного Источника.
Сарен беспрестанно что-то говорила, но Шалон ее едва слышала. Всадники миновали большую площадь, в центре которой высилась огромная статуя женщины, но Шалон уловила только ее имя, Эйнион Авхарин, хотя и поняла, что Сарен рассказывает, чем эта женщина прославилась в Фар Мэддинге и почему статуя указывает на Кэймлинские Ворота. За площадью вдоль улицы потянулся ряд лишенных листвы деревьев. Через толпу пробирались портшезы и экипажи, мелькали прямоугольные бляхи доспехов стражников, но Шалон замечала их только глазами, не сознанием. Дрожа, она сжалась в комочек. Город исчез. Время исчезло. Исчезло все, остался только страх, что она больше никогда не ощутит Источник. Она никогда раньше не понимала, какую поддержку и покой дарит его невидимое присутствие. Источник всегда был рядом, обещая несказанную радость, жизнь столь яркую, что цвета блекли, когда Сила покидала ее. И теперь исчез сам Источник. Исчез. Только эту пропажу она осознавала, только о ней и могла думать. Он исчез.
Глава 24
У СОВЕТНИЦ
Кто-то потряс Шалон за руку. Это оказалась Сарен, и Айз Седай заговорила с нею.
– Он – вон там, – сказала Сарен, – в Чертоге Советниц. Под куполом. – Отдернув руку, Сарен сделала глубокий вдох и подобрала поводья. – Смешно думать, что его воздействие сильнее, когда мы стоим ближе, – пробормотала она, – но ощущение именно такое.
Усилием воли Шалон стряхнула с себя оцепенение. Пустота не исчезла, но она заставила себя не замечать ее. Однако, по правде говоря, Ищущая Ветер чувствовала себя как фрукт, из которого вырезали сердцевину.
Они находились на громадной – Шалон решила, что это все равно называется площадью, хоть она и круглая, – площади, вымощенной белым камнем. В центре располагался огромный дворец – круглое здание, целиком белое, за исключением высокого синего купола, похожего на половинку шара. Два этажа ниже купола окружали массивные колонны с каннелюрами, на второй этаж по обе стороны поднимались две широкие белокаменные лестницы, по ним вверх и вниз непрерывным потоком двигались люди. Не считая пары высоких арочных бронзовых ворот, что стояли нараспашку прямо перед путниками, самый нижний этаж представлял собой белый камень, в котором были высечены изображения женщин с диадемами, больше, чем в два человеческих роста высотой, между ними красовались белокаменные снопы колосьев и рулоны тканей, свободные концы которых словно развевались на ветру, стопы слитков, означавших, вероятно, золото, серебро или железо, а то и все эти металлы разом, а из мешков сыпалось нечто, смахивавшее на монеты и драгоценные камни. Под ногами женщин тянулся сплошной ряд совсем маленьких фигурок из белого камня, они тянули фургоны, работали у наковален и у ткацких станков. Здешние люди возвели памятник, который превозносил их благосостояние, нажитое торговлей. Что за глупость. Когда люди решают, что ты превосходишь их в торговле, они не только начинают завидовать, но и становятся упрямы и предлагают заключать нелепые сделки. И бывает, нет иной альтернативы, кроме как соглашаться на них.
