Поразмыслив пару минут на эту тему, я набрела
на другую, не менее интересную, мысль. А откуда Нина знает, что Костя мертв?
Сама же говорила, что встречалась с ним раз в неделю, а в другие дни только
звонила, да и то крайне редко? Кто же ей сообщил о кончине любовника? Милиция?
Конечно же, нет, тогда бы она ни за что не стала со мной разговаривать.
Я стояла у окна, тупо наблюдая, как редкие
прохожие бредут по улице. Погода сегодня была отвратительная. С неба валилось
нечто, одновременно похожее на снег и дождь, под ногами чавкала жидкая грязь.
Молодые мамаши с младенцами не рискнули выйти на прогулку, пенсионеры отложили
до лучших времен поход в поликлинику и аптеку, все сидели на теплых кухнях,
пили восхитительный ароматный кофе, а может, еще лучше, улеглись на диваны с
книжечками про таинственные убийства… Так интересно следить за расследованием,
скользя глазами по бумаге… На деле труд оперативника выглядит противно – мокрые
ноги, голодный желудок и ничего не соображающая голова… В книге можно
быстренько пролистать странички и заглянуть в конец, в жизни же…
Тут из парикмахерской быстро выпорхнула
девушка в красивом рыжем полушубочке. Я пригляделась и ахнула – Нина.
Интересно, что подвигло мастерицу бросить посреди дня работу? Не колеблясь, я
натянула на брови вязаный колпачок и побежала за женщиной.
Никитина шла быстро, шлепая по лужам. Слежки
она явно не ожидала, потому что ни разу не оглянулась. Через десять минут я
устала и замерзла, но Нина упорно шла дворами к неизвестной цели. И только
когда впереди замаячил знакомый дом, я поняла, куда так торопилась цирюльница.
Прямо перед глазами возникло здание, где находилась квартира Катукова. Я
притормозила у подъезда, досчитала до ста и поднялась наверх.
Все двери лестничной клетки смотрели на меня
панорамными «глазками».
Дверь Катукова не была опечатана. Достав из
кармана подушечки «Орбита», я разжевала их до однородной массы и залепила
окуляры. Нет, все-таки зря многие считают детективные романы литературой
третьего сорта. Ну где еще можно набраться такого количества разнообразных
сведений? Ладно, подожду под дверью, когда-нибудь же врунья, не мигнув глазом
сообщившая, будто у нее украли ключи, выйдет наружу.
Минуты текли томительно. Примерно через
полчаса дверь другой квартиры распахнулась, высунулась неопрятная бабка,
отодрала от «глазка» жвачку и пролаяла:
– Чего выжидаешь? Помер твой хахаль, в
морг сволокли.
Я отвернулась к окну.
– Ох и дуры же бабы, – не
успокаивалась старуха, но тут из двери потянуло горелым, и бабулька, охнув,
исчезла. Прошел час. Мне в голову закралась мысль: а вдруг Нина поехала вовсе
не к Косте, вдруг просто сама живет в этом же доме? Но тут тихонечко щелкнул
замок, Нина выскочила наружу и повернулась к окну.
– Куда мы так торопимся? – вежливо
спросила я.
Никитина подпрыгнула на месте и выронила
довольно объемистый пакет. От удара о пол бумага развернулась, и по площадке
веером разлетелись стодолларовые купюры.
– Господи, – забормотала
парикмахерша, присаживаясь на корточки и собирая дрожащими руками
банкноты. – Господи, как только вы сюда попали…
– Очень просто, – спокойно ответила
я, – ногами, а вы, выходит, ключики нашли? Оперативно работают, однако, в
12-м отделении милиции – и воришку поймали, и ключи успели вернуть… А денежки
небось тоже из потерянного портмоне? Или решили в качестве последнего презента
забрать отложенное Катуковым на черный день?
Внезапно Нина зарыдала:
– Теперь вы ни за что мне не поверите.
– Это точно, – «успокоила» я ее и
продолжила: – Раз уж ключики все равно нашлись, давайте вернемся и потолкуем –
думается, есть о чем.
Парикмахерша кивнула, и мы вошли в холл. На
этот раз в комнате пахло нежилым, смесью ароматов пыли, сырости и чего-то
кислого.
– Это мои деньги, – неожиданно
сказала Нина, садясь на диван, – просто хотела забрать, чтобы не пропали.
– Ну да, – кивнула я, – сначала
потеряли на рынке, а теперь нашли.
– Вы надо мной издеваетесь! –
воскликнула женщина.
– И в мыслях не было, – сообщила я
чистую правду. – А зачем, если не секрет, вы хранили деньги у Кости?
– Вы не поверите, – повторила Нина
уныло.
– Попробуйте меня убедить.
Никитина вытащила сигареты и сказала:
– Я живу в коммунальной квартире, а
соседи… Эх! – Она махнула рукой и замолчала.
– Давайте, давайте, – поторопила я
ее.
– Послушайте, товарищ майор…
Но с моего языка сорвались где-то прочитанные
слова:
– Тамбовский волк тебе товарищ!
Парикмахерша вздрогнула и, побелев, спросила:
– Как же к вам обращаться?
Я подумала немного и ответила:
– Евлампия Андреевна.
Нина шмыгнула носом и, без конца называя меня
по имени-отчеству, принялась каяться.
У нее две комнаты в коммунальной квартире, из соседей
– женщина лет шестидесяти, бывшая учительница, с сыном. Преподавательница
милая, интеллигентная дама, и никаких кухонных драк у них с Ниной не бывает,
все чинно, мирно, шампунь в суп друг другу не подливают, камни в котлетный фарш
не подбрасывают… Зато сыночек – полный караул, уголовник и наркоман. Две недели
на свободе, пять лет в тюрьме. Пока он мотает срок, Нина и Виктория Федоровна
живут спокойно, даже вместе смотрят телевизор на кухне, но, как только
«дитятко» с чистой совестью выходит на свободу, начинается ад.
– Ему любой замок нипочем, –
всхлипывала Нина, – открывает в секунду. Сколько раз у меня из комнаты
деньги таскал, до долларов, правда, не добрался, я на отдельную жилплощадь
коплю… Вот и решила у Костика спрятать, лучше места и не сыскать.
– Прямо-таки, – усмехнулась
я. – Самое лучшее место в банковском хранилище, в ячейке, за свинцовой
дверью…
Нина хмыкнула:
– Ага, очередной кризис придет, и банк
мои сбережения себе захапает. Ну уж нет, у Котьки все приспособлено было,
недаром порученцем работал.
– Кем? – не поняла я. – Каким
чеченцем?
Никитина тяжело вздохнула и вновь достала
сигарету, я собиралась было грозно сказать, что с детства страдаю чудовищной
аллергией, но вдруг поняла, как свободно и хорошо дышу, даже в горле не першит!
Чудеса, да и только.
– Только не притворяйтесь, будто не
знаете, кто такой порученец, – вымолвила Нина.
