– Больная интубирована.
– Что? – снова не сообразила я.
Медсестра вновь перешла на человеческий язык:
– У нее в горле трубка. И вообще в
реанимацию пускают только в крайнем случае.
– Мой случай как раз такой, –
заверила ее я.
– Типун вам на язык, – в сердцах
заявила «Флоренс Найтингейл», – глядишь, поправится скоро. Запишите
телефончик, завтра позвоните.
Поняв, что больше ничего не узнаю, я поехала
домой. В коридоре, едва опустив на пол пакет с курицей и солью, сразу
сообразила, что Кирюшка дома. Посреди прихожей валялась его новенькая пуховая
курточка, чуть поодаль ранец, сапоги и шарфик.
– Ты где? – закричала я.
В ответ – тишина. Испугавшись, я побежала в
его комнату и нашла мальчишку на кровати.
– Что с тобой?
Кирка поднял голову:
– Горло очень болит.
Глаза мальчика лихорадочно блестели, лоб
оказался горячим, он заболел! Но я хорошо знаю, как следует действовать в
подобной ситуации, сама все детство провела в кровати.
Через полчаса довольный Кирюшка пил на кухне
обжигающий чай. Я положила в чашку три ложечки сахара и налила яблочного
уксуса. Еще надела на мальчишку теплую фланелевую пижаму, а на горло поставила
водочный компресс. На ноги, преодолевая слабое сопротивление, натянула толстые
носки из деревенской шерсти.
– Кусаются, – ныл Кирюша.
– Ничего, зато теплые.
– Чай кислый!
– Зато полезный!
– Горло чешется, сними шарф.
– Только через час, – грозно заявила
я и добавила: – Впрочем, больной ребенок имеет право на капризы. Можешь
выразить три разумных желания, постараюсь их осуществить.
Кирюшка оживился:
– А на какую сумму?
Я открыла кошелек, призадумалась и ответила:
– Сто рублей.
– Крабовые палочки, чипсы «Принглс»,
новый детектив из серии «Черный котенок», – выпалил ребенок. – И
чтобы прямо сейчас.
– Ладно, – охотно согласилась
я, – вот поставлю курицу и сбегаю.
Кирюшка с изумлением глядел на соль,
заполнившую сковородку.
– Ты уверена, что это можно съесть?
– Абсолютно, – заверила я и
понеслась к метро.
Через полчаса у нас был полный порядок. По
квартире разливался восхитительный аромат, совсем не хуже, чем у Ани. Кирюшка
влез под одеяло, обложился книжками и захрустел чипсами. Я села на кухне,
вытащила записную книжку Катукова и уставилась на странички. Хорошо настоящим
милиционерам. У них и впрямь существуют специальные службы для дешифровки
кодов, а что делать мне? Ряды цифр казались бесконечными. В школе у меня по
математике всегда была тройка, поставленная жалостливой учительницей Валентиной
Сергеевной. На самом деле я не заслуживала даже кола, потому что единица – это
уже оценка, подразумевающая хоть какие-то знания, мои же ограничились только
таблицей умножения, причем до сих пор путаю: четырежды семь будет в результате
двадцать семь или двадцать восемь?
– Цифровой код, здорово, – раздался
за спиной голос мальчишки.
– Немедленно ложись в кровать, –
автоматически велела я. – Зачем снял носки?
– Кусаются, – заныл Кирюшка, –
лучше Мулю положу под одеяло.
Я вспомнила ровное тепло, исходящее от
мопсихи, и согласилась.
– Тогда уж и Аду тоже, по мопсу на ступню.
Кирик хихикнул и спросил:
– Зачем записи зашифровала?
– Это не моя книжка, хотела прочитать,
да, видно, не получится.
– Почему?
– Закодировано.
– Ерунда, – сообщил Кирюшка и ткнул
пальцем в строчку: – Вот здесь написано – Соколов Юрий Николаевич, десять тысяч
долларов.
Я ахнула:
– Откуда знаешь?
Мальчик засмеялся:
– Элементарно, Ватсон. Детский шифр, про
такой всякому известно.
– Мне нет.
– Берешь алфавит, – принялся
пояснять Кирюшка, – и каждой букве присваиваешь номер А – 1, Б – 2.
Поняла? Проще некуда. Иногда меняют местами гласные и согласные, часто
записывают комбинации из трех цифр. Допустим, 642, но тогда следует знать,
какая из цифр главная 6, 4 или 2… Можно еще накладывать специальную сеточку,
тогда нужные числа появятся в окошечках.
– Откуда ты все знаешь?
– Читайте детективы – источник
знаний, – ответил Кирюшка.
В общем, он прав, только в криминальных
историях, попадающих в мои руки, не было «информации» о шифрах. Я стала читать
«про убийства», выйдя замуж, в детстве мамочка не позволяла трогать Конан
Дойла, Стивенсона и Ника Картера даже щипцами. Мамуля считала захватывающие
истории низкопробной поделкой, и мне предлагалась для прочтения классика –
Толстой, Горький, Чехов, ну в крайнем случае Виктор Гюго, а вот Дюма – никогда.
Результат налицо – я тихо ненавижу прозаиков и поэтов, гордость и славу мировой
литературы, зато трясусь от вожделения при виде любой обложки с изображением
окровавленного кинжала.
В прихожей послышались возня собак и бодрый
голос Юли:
– Ой, как пахнет!
– Слышишь, Кирка, – перешла я на
шепот, – можешь расшифровать?
– Как два пальца описать, –
возвестил помощник.
Я хотела было заявить, что так говорить крайне
неприлично, но «Джеймс Бонд» уже унесся, совершенно забыв про больное горло,
простуду и кашель. Только две домашние тапки сиротливо остались стоять возле
мойки.
Запеченная курица произвела эффект
разорвавшейся бомбы. Сережка облизнулся и спросил:
– Надеюсь, это не раскрашенный гипсовый
муляж?
Я молча отодрала румяную ножку и положила
Юлечке, вторая перекочевала на тарелку к раскрасневшемуся Кирюшке.
– Погоди, погоди, – занервничал
Сережка. – А мне?
Я почувствовала глубокое моральное
удовлетворение и, довольно улыбаясь, ответила:
– Боюсь, Серджио, тебе не понравится.
– Ну прикол, Серджио, – завопил
Кирюшка, – ну кликуха!
Юлечка старательно жевала ароматную курятину,
Сережка подцепил крылья и проглотил их в момент.
