Филимонова бросилась улаживать дело.
Мальчишка-продавец, получивший неплохой «гонорар», пожалел студента и был готов
забрать заявление. Милиционеры, умасленные суммой «на лекарства», сменили гнев
на милость… Но из СИЗО Володя мог выйти только по постановлению суда, а
заседание назначили аж на 13 декабря. Судья, к которому Галина Антоновна попала
на прием, только развела руками:
– Дело вашего сына и выеденного яйца не
стоит, но закон есть закон, ждите зимы.
– Но сейчас только май! – в ужасе
воскликнула мать. – Что же ему, из-за глупости почти восемь месяцев в
камере находиться.
– В другой раз умнее будет, –
отрезала служительница Фемиды, – заседания расписаны, места нет!
В отчаянье Галина Антоновна кинулась по
знакомым – искать пути подхода к каменному судейскому сердцу. И тут, на ее
счастье, Юрий присоветовал Константина.
Катуков молча выслушал историю и дал телефон
адвоката, Зверевой Тамары Леонидовны. Галина Антоновна понеслась к даме. Та
спокойно произнесла:
– Четыре тысячи долларов – и в конце мая
получите свое сокровище.
Так и вышло. Двадцатого мая состоялся процесс.
Суровая судья недрогнувшим голосом зачитала приговор – год с отбытием в колонии
общего режима. Галина Антоновна чуть не упала в обморок, но потом услышала, что
Вовочка тут же попадает под амнистию и отпускается прямо в зале суда.
– Господи, – воскликнула Галина
Антоновна, успевшая к тому времени полностью опустошить фляжку, – всю
оставшуюся жизнь за Костю молиться буду!
– Скажите, – поинтересовалась
я, – а вас Костя ни о чем не просил?
Филимонова улыбнулась:
– Просил, и очень часто.
– О чем?
– Я работаю гинекологом в
больнице, – разоткровенничалась пьянчужка, – вот и посылал ко мне
пациентов. Один раз девочку двенадцати лет, в другой – даму без документов. Впрочем,
мои услуги хорошо оплачивались, а что имел Константин за посредничество, меня
мало волнует.
– Документы никакие не передавал?
– Мне? Нет! Кстати, вот…
И дама протянула триста долларов. Наверное, у
Кости такса такая была за спрятанные вещи.
Недрогнувшей рукой я взяла приятно хрустящие
бумажки. В конце концов, моя работа тоже должна быть оплачена.
По дороге домой я разменяла одну купюру и
получила ворох сторублевых банкнот. Так здорово было ощущать их в кошельке!
Раньше деньги не вызывали у меня особых эмоций, они просто всегда были.
Зарплата малоизвестной арфистки не слишком велика, когда-то я получала сто –
сто двадцать рублей в месяц, а потом вообще перестала зарабатывать, сев на шею
Михаилу. Сегодня же в кармане лежала огромная сумма, полученная исключительно в
результате собственной находчивости, и я решила устроить праздник.
Для начала выбрала самую большую коробку
мозаики, из полутора тысяч кусочков, потом прихватила чипсы, несколько новых
книжек, крабовые палочки и бутылку пепси.
В мясном ряду огромный, слегка полноватый
мужик вопил:
– А ну, кому мясо, свининка парная,
налетай, дешево отдаю, прям бесплатно…
Я подошла к прилавку и осведомилась:
– Чего так орешь?
– Да бес с ним, – отозвалась
тщедушная женщина, сидевшая рядом, – как разговеется, так и визжит, ровно
кабан недорезанный. Мы уже привыкли, а покупатель пугается, никто около него
поэтому и торговать не хочет! Вы возьмите у меня, правда, дешево отдам, билет
на поезд в кармане, по пятьдесят рублей, идет?
Цена – просто даром, даже на оптушке за
перемороженную грудинку хотят шестьдесят пять. Но что можно сделать с окороком?
В голову пришла гениальная мысль.
– Скажите, как быстро и вкусно
приготовить свинину? Вот вы, например, куда ее деваете?
Продавщица не удивилась и ответила:
– Беру лопатку или почечную часть и пеку.
– Как?
– Просто в духовке.
– Куплю самый большой кусок, –
пообещала я, – только расскажите подробней, совершенно не умею готовить, а
за мясо в первый раз берусь.
Торговка улыбнулась:
– Слушай. Моешь свининку, потом делаешь в
ней ножом дырочки и засовываешь туда дольки чеснока, солишь, перчишь…
– Сколько?
– Да щепотку-другую. Потом заворачиваешь
все в фольгу, аккуратненько, чтоб дырок не было, лучше в два слоя, – и на
противень. Часа через полтора-два пальчики оближешь.
– И все?
– Все.
– Давайте этот, – ткнула я пальцем в
изумительно красивый, прямо картинный шматок.
Баба вздохнула:
– Хочешь совет?
– Ну?
– Этот не бери.
– Почему, такой симпатичный?
– Здесь рынок, – пробормотала
торгашка, разворачивая мясо и показывая хитро спрятанные жилы, – не
обманешь, не продашь! Мясо завсегда вели со всех сторон показать. А самый
мягкий вот тот.
И она ткнула железной вилкой в
малопривлекательный, на мой взгляд, ломоть. Решив поверить, я приобрела
предлагаемое и понеслась по рынку дальше.
В квартиру влетела, полная энтузиазма. В
кармане много денег, в сумке – продуктов, а в голове – рецепт свинины.
Спустя два часа собаки прочно сели у духовки,
изредка шумно вздыхая. Противень, вынутый из духовки, источал немыслимый
аромат. Я развернула фольгу, пар вырвался наружу. Рейчел нетерпеливо гавкнула,
а мопсы затрясли жирными хвостами и начали подвывать. Примчавшийся Кирюшка
откусил кусочек и застонал:
– М-м-м, вкуснее ничего в жизни не ел!
Впрочем, оказалось, что Сережка и Юлька тоже
ранее никогда не пробовали запеченную лопатку. Они даже не заметили, что
картошка разварилась в лохмотья, так увлеклись поеданием мяса.
– Ну, Лампадель, – бормотал
Сережка, – ну, угодила! Плакать хочется, как вкусно.
Я оставила их подъедать последние крошки и
пошла к телефону. Фирсов Петр Мокеевич оказался дома и категорично велел:
– Если хотите вернуть часики, приезжайте
прямо сейчас, утром, около семи, улетаю.
– Но уже поздно, раньше девяти я не
доберусь…
– Тогда придется потерпеть до
возвращения, два месяца.
Стеречь шестьдесят дней антикварный брегет,
крышку которого украшают крупные, страшно похожие на настоящие, камни? Ну уж
нет!
