Я почувствовала озноб и, нащупав тапочки,
побрела на кухню. Терпеть не могу людей, которые шарят по ночам в холодильнике
в поисках еды. После полуночи желудок должен отдыхать, иначе неминуема язва! Но
руки сами собой отворили дверку и схватили батон «Докторской» колбаски. Два
розовых кружочка аппетитно устроились на черном хлебе. Прихватив еще стаканчик
томатного сока и парочку шоколадок, я прокралась на диванчик, подоткнула
поплотней одеяло и принялась с восторгом поедать вредный бутерброд, состоящий
из смеси белков и углеводов. А между прочим, все пособия по правильному питанию
предписывают поглощать данные вещества раздельно. Я облизнулась и обнаружила, что
не испытываю ни малейшего укора совести. Сандвич оказался слишком вкусным.
Следом в рот отправилась шоколадка. Собаки, привлеченные хрустом бумажки, сонно
прищурились, а потом, сообразив, что я ем сладкое, затрясли хвостами.
– Нет, девочки, – сказала я, –
вам нельзя, шоколадки съест мама.
Последнее слово вылетело машинально, и я
улыбнулась: никогда до сих пор мне не приходило в голову называть так себя.
Впрочем, наверное, хорошо, что стала матерью хотя бы собакам. Шоколадка
продолжала таять во рту, я ухмылялась. Представляю, что стряслось бы с
Михаилом, если бы он увидел свою жену, абсолютно счастливую, на продавленном
диване, в центре собачьей стаи, в два часа ночи с куском колбасы в руках!
Скорей всего, супруг наутро отправил бы меня в Клинику неврозов!
Потом мысли снова вернулись к Косте, и я,
словно включив обратную перемотку, стала вспоминать события. Некто похитил Катю
и требует документы. Черт, хоть бы знать, о чем написано в этих листочках
синего цвета, а то получается, ищу сама не зная что. Кстати, Катерина назвала
монстра по имени. Саша? Сеня? Сева? Слава! Она еще сказала:
– Видишь, Слава, она не тот человек.
Ну насчет меня она, пожалуй, ошиблась, я как
раз самое подходящее лицо для данной истории… А вот гориллоподобного толстяка,
у которого жевательная часть головы превалирует над мыслительной, звать Слава.
Ростислав, Мстислав, Вячеслав… Ладно, не станем придираться, имя есть, уже
хорошо. Катя снесла бумаги Косте, это, наверное, и впрямь ценная вещь, раз она
побоялась держать их дома. Но Костю убили, причем похоже, что убийца сделал это
не из-за бумаг, ведь Слава их так и не получил! Женщина, которая явилась с
обыском в квартиру Катукова, таинственная незнакомка, звонившая по телефону,
пока я ни жива ни мертва стояла на подоконнике за занавеской… Она сначала
рылась в письменном столе, потом чем-то щелкала и звякала и под конец сказала в
трубку:
– Бумаг нету, Слава, скорей всего отдал
бабам!
Потом погибла кассирша Рита, а в ее комнате
царил погром, неизвестные грабители напали на Яну… Боже, значит, преступники
идут тем же путем, что и я! Ищут документы у любовниц Катукова!
В полном ужасе я поглядела на часы – четыре
утра. Конечно, невероятное время для звонка, но ведь речь идет о жизни и
смерти!
Пальцы с трудом попадали на кнопки, после
гудков наконец раздалось:
– Алло!
– Нина, послушайте, никому не открывайте
дверь… Вы слышите?
– Да, – ответил мужской
голос, – вы кто?
Я испуганно замолчала.
– Кто вы? Немедленно
представьтесь, – потребовал мужчина.
Я бросила трубку на рычаг. Господи, Нина
говорила, что живет одна, а теперь, смотрите-ка, в четыре утра трубку снимает
какой-то парень и нагло требует сообщить имя и фамилию! О чем это говорит? Да о
том, что я скорей всего опоздала и на квартире у Нины Никитиной орудует
милиция, а хорошенькой парикмахерши небось нет в живых!
До утра я не сомкнула глаз. Потом день понесся
колесом. Сначала разбудила Юлю и Сережку. Кирюшка блаженно спал в кровати.
Температура у него давно упала, горло не болело, но ребенок обязан в случае
простуды отлежать неделю в постели, иначе неминуемы жуткие осложнения на
сердце, легкие, печень и почки… Впрочем, Кирка не спорил, услышав, что я
собираюсь задержать его дома.
Юля и Сережка, чтобы не разбудить мальчишку,
принялись свистящим шепотом ругаться в коридоре.
– Где мои ботинки? – шипел муж.
– Да вот они, в куче, глаза разуй, –
ответила женушка.
– Здесь один черный, другой коричневый!
– Не знаю, я их не надевала.
– А куда подевались перчатки?
– Валяются под стулом.
– Не дом, а бардак!
– Сам виноват, бросаешь все куда попало.
– А куда надо?
– Ну не знаю, на полочку, наверное, очень
уж ты неаккуратный.
– Сама хозяйка фигова, на полы погляди,
кругом пыль, грязь и собачья щетина!
– Во-первых, у собак не щетина, а
волосы, – отрезала Юля, – а во-вторых, возьми пылесос и убери, мне
некогда, вернусь около одиннадцати ночи, дежурю по номеру.
– А у меня фестиваль рекламы, вообще к
полуночи прибуду. Кстати, уборка – женское дело.
– Между прочим, я не оканчивала курсы
поломоек и работаю побольше твоего, – понеслась на лихом коне
Юлечка, – что, по-твоему, мужское дело?
– Деньги надо зарабатывать!
– Ха, – крикнула в полный голос
супруга, – побольше твоего приношу, тебе полы и мыть!
– Чего вы так орете, – заныл
Кирюшка, – спать не дали.
– Вот что, – сообщил старший
брат, – ты выздоровел, изволь полы вымыть.
– Голова болит, ручки-ножки трясутся от
слабости, – застонал мальчишка, – и потом, какой смысл, все равно
испачкается заново.
– Где шарф? – завел заново Сережка.
– Отвяжись, – заявила Юля, –
мое все в одном месте лежит.
– Раз так, езжай на работу городским
транспортом, – велел супруг, – не хочешь мне помогать, а я тебя –
вези!
– Подумаешь, – фыркнула Юля, –
Катины «Жигули» возьму.
Послышался звон, шорох, звук захлопывающейся
двери, и незамедлительно со двора раздался вопль:
– Эй, сбросьте ключи, на зеркале забыл.
– И мне, – вторила Юлечка, –
они на крючке у барометра!
