Я поглядела на отвисшую морщинистую кожу под
ее подбородком, на густую сеть мелких «гусиных лапок» возле умело накрашенных
глаз и вздохнула. Да, тетке никак не меньше шестидесяти. Хотя милая Вика и
хочет казаться тридцатилетней. Впрочем, одевалась она как тинейджер.
Обтягивающий розовый свитерок, весьма коротенькая юбочка, из-под которой торчат
две худые ноги в черных колготках. Небось из-за варикоза не может носить чулки
телесного цвета.
– Кто это? – шепотом спросила я у
Юли, воспользовавшись тем, что гостья отправилась в ванную.
– Семейное несчастье, – вздохнула
девушка, – тайфун «Виктория». Первая свекровь Кати, приезжает всегда в
начале ноября в Москву за нарядами, живет почти месяц! Ну теперь мало никому не
покажется. Хорошо Кате, сидит в своем Кемерове и в ус не дует, а нам с этой
грымзой общаться.
– А почему не сказала, что я
домработница?
– Что ты, – замахала руками
Юля, – до обморока доведет! А так с посторонним человеком постесняется.
Из ванной тем временем донеслось:
– Дайте чистое полотенце, а то тряпкой,
висящей тут, противно вытирать руки!
Юля полезла в шкаф. Я вздохнула: не похоже,
что данная дама может хоть кого-то постесняться.
Спать мы легли поздно. Часа два сидели на
кухне, слушая безостановочный монолог Виктории. Сначала она одарила всех
подарками. Юле досталась красная кофточка-лапша, слегка застиранная и
бесформенная.
– Отличная, супермодная вещь, – объяснила
добрая гостья, – теплая, качественная. Рукавчик только подверни, там
небольшое пятнышко, и носи на здоровье.
Сережке вручили стограммовую плитку шоколада.
– Наша фабрика делает,
Колабинская, – пояснила Виктория, – экологически чистый продукт,
настоящее наслаждение, не то что эти «Сникерсы» отравленные.
Парень развернул фольгу и вытащил на свет
тонюсенькую плиточку в серых разводах. Ухмыльнувшись, он быстро поломал подарок
на мелкие части и предложил:
– Угощайтесь!
Виктория моментально схватила пару квадратиков
и вытащила старую-престарую резиновую игрушку. Когда-то это был веселый,
разноцветный клоун, но сейчас яркие краски потускнели, а кое-где облупились, и
«циркач» глядел на мир одним глазом.
– Бери, деточка, играй на
здоровье, – протянула она кусок резины Кирюшке.
Мальчик двумя пальцами ухватил поданное и
громко сказал:
– Спасибо, бабушка!
– Какая я тебе бабушка, –
возмутилась Виктория, – додумался, сорокалетнюю женщину бабушкой звать!
Кирюшка аккуратно поставил клоуна на край
стола. Рейчел подошла поближе и принялась шумно обнюхивать игрушку.
– Отойди сейчас же! – закричала
Виктория. – Фу, не смей брать, это же дорогая вещь, ей цены нет, покупали
для сына в 1954 году. Ничего для ребенка достать было нельзя, спекулянтка из
Берлина привезла, десять рублей отдала. Десять! Да не нынешних, а тех,
настоящих, дореформенных, а ты, Кирилл, собаке разрешаешь брать!
– Может, не стоит ребенку антиквариат
давать, – влезла Юля, – давайте в стенку уберу, на память. Раритет
такой, игрушке-то почти пятьдесят лет!
Виктория осеклась, поняв, что слишком
погорячилась, и теперь никак не могла сообразить, как выкрутиться. Наконец она
буркнула:
– Ладно, теперь о моих планах.
Слова лились потоком. Она хотела объехать
магазины и купить новую шубу, шапку, сапоги, парочку костюмов, несколько юбок,
брюки, кой-чего из косметики и парфюмерии…
Наконец Юля откровенно зевнула:
– Нам завтра рано на работу.
– А мне в школу, – быстренько
добавил Кирка.
Все понятно, не хочет оставаться наедине с
любимой бабулей.
Но быстро лечь нам не удалось. Следующий час
мы обустраивали комнату для гостьи. Сначала вытащили палас.
– У меня аллергия на пыль, – злилась
Виктория. – Слава богу, не в первый раз приезжаю, можно запомнить и не
селить в помещении с вонючей синтетикой на полу.
Потом пришлось спешно затыкать ватой щели в
окне. Пока я орудовала ножом, Юля наглаживала постельное белье.
– Не могу же я лечь на измятые
простыни, – шумела Виктория, – просто отвратительно, какие вы неряхи!
Сережка молча тыкал мокрой шваброй по углам,
сохраняя полнейшее спокойствие. Потом понадобился ночник, стакан с водой,
обязательно минеральной, без газа. Такой в доме не нашлось, и пришлось Сережке
около полуночи нестись в ларек. Словом, успокоились поздно, а утром встали
невыспавшиеся и злые.
Дети разбежались кто в школу, кто на работу.
Привередливая гостья мирно спала, очевидно, утомилась вчера или привыкла
пробуждаться не раньше одиннадцати. Я налила чашечку кофе и села у стола. Так,
возьмем листок бумаги и попробуем отделить котлеты от мух. Слишком много я
узнала, но так и не добралась до истины. И где только Костя мог спрятать
бумаги? Небось страшно ценная вещь, раз его из-за них убили. Может, они
преспокойненько лежат у Яны? Но этого сейчас не узнать. Только что милый
девичий голос сообщил, что больная Михайлова все еще находится в реанимации, и
по тому, как медсестра спешила завершить разговор, я поняла, что Яне, очевидно,
стало хуже.
У Нины Никитиной дома никто не снимал трубку,
а в парикмахерской мне сообщили, якобы ее смена с трех. Значит, все в порядке и
никто не собирался нападать на девушку. Собственно говоря, в руках у меня были
только тоненькие, словно паутинка, ниточки. Может быть, синие листочки Костя
отдал Славе? И еще интересно, что случилось на квартире у Лены Литвиновой,
костюмерши? Лев Валерьянович сообщил, будто ее ограбили, ох, неспроста это.
Вдруг она меня обманула и, расставшись с Костиком, осталась с ним, как,
впрочем, и остальные, в хороших отношениях. Может, документы все-таки у нее? Конечно,
я бегаю по кругу, но ничего другого не лезет в голову.
У Славы на телефоне работал автоответчик.
Бодрый женский голос отбарабанил стандартный текст: «Вы позвонили в квартиру
Катукова, сейчас никто не может подойти к телефону, оставьте сообщение после
гудка». Я послушала шорох, треск, легкое попискивание и положила трубку.
Подожду вечера, а сейчас съезжу домой к Лене Литвиновой и попробую еще раз
«допросить» даму.
Жила Лена на краю света, наверное, в этом
районе уже не московское время. Город кончился, автобус выехал на Кольцевую
дорогу и бодро покатил вперед. Вдали чернел лес. Маршрутка резко взяла вправо и
понеслась по шоссе. По обе стороны асфальтовой ленты высились деревья. Внезапно
ели расступились, и впереди появился каскад блочных домов, унылый и
малопривлекательный.
