Работа оказалась не бей лежачего. Нападать на
театр никто не собирался. Саша сидел у служебного входа, старательно не
пропуская экзальтированных женщин с букетами, мел двор, частенько за небольшую
плату мыл машины. В сумме получался нормальный заработок. Водку Николаев не
пил, все до копеечки приносил в дом и отдавал Лене, мечтал о видеомагнитофоне
и, когда администрация театра подарила ему на день рождения видеоплеер, был
тронут до глубины души.
Потом «Рампе» потребовалась костюмерша, и Саша
привел жену. Теперь они работали вместе, и Николаев ощущал настоящее счастье.
Но тут, на его беду, у Литвиновой закрутился роман с Катуковым.
Саша сразу понял, что дело плохо. Скромная до
этого супруга накупила модной одежды, косметики, постриглась и стала избегать
мужа. Дальше – больше, велела тому спать на кухне, а еще лучше съезжать назад
на свою жилплощадь.
Охранник попробовал вразумить обезумевшую
женщину:
– Как же, Ленок, мы распашонку-то сдали,
или забыла? На новую кухню скопить хотели.
– Ничего, – отрезала жена, – я
со старой проживу, а с тобой нет. Извини, давай разведемся.
Бедный Саша старался изо всех сил отговорить
супругу, но та словно с цепи сорвалась, пришлось идти в загс. Процедура прошла
мгновенно. Детей у них не было, имущественных споров тоже. Саша съехал на свою
жилплощадь, Лена получила свободу.
Вот когда Николаев пожалел, что они работают
вместе. Вид красиво одетой, счастливой бывшей жены действовал на нервы. И уж
совсем невыносимо было видеть, как Костя и Лена вечером вместе садятся в
машину. Ревность просто душила бывшего мужа. Но, очевидно, он по-настоящему
любил Литвинову, потому что мысленно утешал себя: «Ну что ж, всякое бывает,
хорошо хоть Ленка счастлива».
Потом ее счастье померкло. Лена вновь стала
ходить в длинных юбках и практически перестала краситься. Пару раз Саша видел,
как она с покрасневшими глазами идет по коридору. Но кульминация наступила в
самом начале ноября.
Проходя мимо костюмерной, Саша услышал
знакомые голоса и невольно остановился.
– Костенька, – умоляла Лена, –
ну зачем тебе другие, неужели моей любви мало? Женись на мне, знаешь, как жить
станешь, пылинки сдую…
– Леночка, – ласково отвечал
Катуков, – очень люблю тебя, моя радость, но извини, так устроен. Говорят,
отец мой такой был, до смерти по бабам бегал и от инфаркта умер. Знаешь,
сколько моя мать слез пролила! Она и меня-то родила, можно сказать, под
старость, чтоб папахена привязать, только все было впустую. Мне просто жаль
тебя, родная. Но после года совместного бытия я теряю всякий сексуальный
интерес к любой из женщин.
– Просто я некрасива, – забормотала
Лена.
– Ты прекрасна, – уверял
Котя, – умная, деликатная, интеллигентная, тебя ждет счастливая жизнь, но
с другим, от меня лишь неприятности. Давай останемся добрыми приятелями, я
отличный, верный друг, который всегда на помощь придет, только свистни, сразу
прибегу…
– Котик, – всхлипнула Лена.
Саша тихонько приоткрыл дверь и в узенькую
щелочку увидел, как его любимая жена уткнулась головой в грудь любовника. Тот
гладил ее по волосам. Очевидно, понимая, что женщина его не видит, Котя не
потрудился придать лицу соответствующего моменту выражения, и на нем была
гримаса откровенной скуки.
– Котик, только не заводи романа ни с кем
в театре, я этого не переживу, – забормотала Лена.
– Конечно, родная, – моментально
превратился в заботливого рыцаря Катуков, – разве я могу обидеть тебя,
любимая.
Плохой на сцене, в жизни Котя оказался
гениальным актером.
Сказать, что Саша почувствовал злобу, значит
не сказать ничего. Его Лена унижалась перед мужиком, можно сказать, валялась у
того в ногах! Женщина, которую он любит, просит прощелыгу-актеришку не водить
романы с другими у нее на глазах! Она страдает, а тот стоит с кислой миной!
Помертвев от злобы, Саша принял решение. Он
решил отправиться завтра с утра к Косте домой и попробовать поговорить со
«звездой сцены» по душам, объяснить тому всю глубину страданий Лены,
рассказать, какая она великолепная хозяйка, попробовать убедить мерзавца, что
лучшей жены тому не найти, а если он все же откажется идти с костюмершей в
загс, тогда…
Тогда он убьет его, пусть лучше тот лежит в
гробу, чем заводит бесконечные интрижки на глазах у Лены…
Утром, спрятав в кармане пиджака обернутый в
тряпку нож, Саша пришел к Катукову и с удивлением обнаружил, что входная дверь
незаперта.
Охранник прошел в комнату и нашел на диване
мертвого Костю, кто-то выстрелил мужику в лицо. Пуля раздробила нос,
обезобразив внешность, но не узнать Костика было нельзя. Саша в ужасе уставился
на труп. Больше всего его испугали отрубленные кисти рук, страшные
окровавленные обрубки, торчащие из-под обшлагов свитера. Очевидно, Котя
собирался куда-то уходить, потому что убийца уложил его на диван прямо в брюках
и уличных ботинках.
Николаев моментально позабыл, как только что
планировал сам уничтожить Константина. Вся его злобная решимость испарилась без
следа. И тут прозвучал звонок.
Плохо осознавая ужас ситуации, Саша глянул в
«глазок», увидал женщину, одетую в дешевую китайскую куртку… Правда, лица он не
разглядел, бравый секьюрити был близорук, а очки не носил, потому что от них
болит голова. Незнакомка завела речь о документах. Из всего сказанного
несостоявшийся убийца понял, что нужен черный портфельчик. Он метнулся в
комнату, увидел у окна кейс и высунул тот в приоткрытую дверь. О часах,
сверкавших на запястье, он даже не подумал. Честно говоря, он вообще больше ни
о чем не думал, хотел лишь поскорей оказаться подальше от страшной квартиры.
Поэтому и убежал без оглядки на работу.
– А дверь? – спросила я. –
Дверь захлопнули?
Саша напрягся:
– Не помню, право слово, совсем из головы
вон. Прикрыть прикрыл, а вот щелкнул ли замок! Не до того было, боялся, вдруг
кто увидит… убежал без оглядки…
Не знаю почему, но я поверила Николаеву.
Может, потому, что он плакал, или потому, что рассказывал о произошедшем с
отрешенно-безучастным видом, словно прощался с жизнью.
– Ладно, – велела я, – так и
быть, живите дальше спокойно. Значит, никаких бумажек синего цвета не видели и
ничего из квартиры Катукова не выносили?
Саша помотал головой.
– Сообщите фамилию Жени.
– Королева Евгения Семеновна, –
немедленно ответил охранник, – только она совсем ни при чем…
