– Именно к вам.
– Слушаю.
– Расскажите, что произошло.
Никитина разгладила пальцами бахрому
красно-желтого пледа и пробормотала:
– Ничего, квартиру обворовали. Причем
только мои комнаты, соседкины не тронули. Она отдыхать уехала и все позапирала.
Так замки остались висеть как миленькие.
– Поподробней, пожалуйста.
– Собственно говоря, это все.
– Ну уж нет, – рассердилась
я, – давайте по порядку. Когда вы пришли домой?
– Как всегда, после вечерней смены, около
одиннадцати.
Нина открыла дверь и отметила, как плохо ключ
проворачивается в скважине. Подумав, что замок забарахлил, женщина вошла в
прихожую и чуть не закричала. Все вещи из стенных шкафов были вывалены на пол.
Еще хуже выглядели комнаты. В двух крошечных помещениях словно Мамай прошел. Но
больше всего Нине было жаль фотографий. Неизвестный вандал вытащил снимки из
пакетов, и теперь они, измятые и частично порванные, валялись на ковре…
– Что-нибудь украли?
– Да, – тихо сказала Нина, –
унесли коробочку из-под чая, железную, квадратную, со слоном на крышке.
– Зачем? – изумилась я.
– Там доллары лежали.
– Много?
– Две тысячи четыреста семьдесят
пять, – вздохнула парикмахерша, – на квартиру собираю, жаль ужасно.
– Еще что?
– Слава богу, все, – ответила
Никитина, – да у меня и брать нечего. Странно только, что золото не
тронули, хотя вещи недорогие, простые, и немного их совсем. Две цепочки, серьги
и кулончик. Я больше серебро люблю, а оно не слишком-то ценится.
– Кто знал, где вы деньги прячете?
Соседка?
Нина вздохнула:
– А я их особенно и не прятала. Коробка в
шкафу стояла, под простынями.
Да уж, самое лучшее место для тайника. Еще
некоторые засовывают в крупу, муку или варенье. Кое-кто кладет пакеты с
деньгами в морозильник. Только домушники не дураки и первым делом перетряхивают
банки на кухне.
– Помните, я спрашивала в нашу первую
встречу о документах?
Никитина кивнула.
– Если Костя отдал вам на сохранение
листочки синего цвета и пару фотографий, лучше отдать их немедленно.
– Ну и надоели же вы мне! –
вскинулась парикмахерша. – Сколько раз повторять: никаких бумаг не видела!
– Но он же давал вам поручения, причем
единственной из своих женщин!
– Всякую ерунду, – фыркнула
Нина, – пару раз корзинки цветов отвезла, брала на неделю кошку и покупала
в ГУМе спальный мешок. Не спорю, мне неплохо заплатили за услуги, но это было
все.
Ее красивые глаза метали молнии, щеки
порозовели, а руки еще сильней затеребили бахрому пледа.
– Это не простые бумаги, – тихо
сказала я.
– Мне-то что до них! – фыркнула
Нина.
Я решила пойти ва-банк:
– Сейчас поделюсь кое-какой информацией,
а выводы делайте сами, – прощебетала я. – Яну Михайлову обокрали, но
ей не повезло так, как вам. Учительница вернулась раньше времени, и бандиты
избили ее до полусмерти. Но она хоть осталась жива. А вот кассирша из
супермаркета, Волкова Маргарита, скончалась, грабители, не задумываясь, убили
женщину. Впрочем, другой даме сердца любвеобильного Константина, Лене
Литвиновой, тоже сопутствовала удача. Документы у нее решили искать днем,
твердо зная, что костюмерша на работе. Вошли, как и к вам, запросто, отмычкой
открыв дверь. На беду, к Литвиновой приехала двоюродная сестра Женя. Девушка
мирно спала на диване, когда ее ударили ножом в спину.
Нина вздрогнула, я продолжала:
– Весь этот ужас творится из-за
нескольких листочков синего цвета и пары фотографий. Не боитесь оказаться в
лапах у мерзавцев? Документов они не нашли…
– Откуда знаете? – помертвевшими
губами забормотала парикмахерша.
– Ну, ясно как божий день. Вас когда
ограбили?
– Вчера!
– Видите, если б листочки оказались у них
в руках, никакого нападения на вашу квартиру делать не надо. Так что они ищут и
не стесняются в средствах. Могут вас похитить, пытать…
– Да не брала я ничего! – закричала
Нина со слезами на глазах.
– Что у нас тут за шум, – раздался
густой бас, и в палату вошел молодой, худощавый, симпатичный врач, – ты,
Нинок, вопишь словно резаная.
Я невольно подняла брови вверх. Странный
разговор с больной, на «ты» и не особо уважительно…
Никитина правильно расценила мою гримасу и
быстренько сказала:
– Знакомьтесь, Иван Павлович, заведующий
и, по совместительству, мой брат.
Все сразу стало на свои места. Понятно, почему
дама лежит в элитарной отдельной палате.
– Не надо нервировать больную, даже если
она моя сестра, – нахмурился доктор.
– Не буду, – согласилась я, –
только пусть она расскажет вам, в какой оказалась ситуации, и, если надумает,
что сообщить, пусть звонит, я ей дала свой домашний телефон.
Нина откинулась на подушку и картинно зарыдала.
Иван Павлович нахмурился еще больше и буквально вытолкал меня из палаты.
Ходить в грязном пальто по городу не слишком
хотелось, пришлось заехать домой, чтобы переодеться в куртку. В квартире царила
тишина. Виктория куда-то испарилась. На кухне опять стояли в разных местах
чашки с кофейной гущей на дне и пара грязных тарелок. В ванной, на стиральной
машине, валялась пара колготок, комбидрес и расческа. В зубьях застряло
множество крашенных под бронзу волос. Меня чуть не стошнило. И эта грязнуля смеет
еще делать другим замечания! Если она ждет, что я начну стирать ее грязное
бельишко, то жестоко ошибается. А с посудой поступим просто.
Я взяла чашки с ложками, тарелки, отнесла в
комнату к Виктории и поставила на столик возле неубранного дивана. Здесь горничных
нет, и я не домработница, а член семьи, родная тетя Юли, и вовсе не обязана
обслуживать наглых провинциалок.
