Тело нашла домашняя работница Мартыновой.
Женщина рассказала, что хозяйка никогда не вставала раньше полудня и не
впускала в квартиру никого из посторонних. Оперативники предположили, что у нее
в гостях было хорошо знакомое лицо. В гостиной обнаружены две чашки и коробка
конфет. По версии следователей, Мартынова предложила гостю выпить кофе, но в
этот момент между ними вспыхнула ссора, и пришедший схватился за нож. Спасая
свою жизнь, женщина бросилась на лестницу, но убийца догнал ее и ударил три
раза ножом в спину. От проникающего ранения в сердце Мартынова скончалась на
месте. Затем нападавший оставил тело на площадке и скрылся с места
преступления. Нож он забрал с собой. Начато следствие. Лиц, которым известно
что-либо по факту данного убийства, просят позвонить.
Высветились телефоны. Словно сомнамбула, я
встала с паласа и побрела на кухню. Ничего не понимаю. Зачем убили бедную Веру?
Ведь листочки синего цвета давно в руках гориллоподобного жиртреста. За что
тогда погибла Мартынова?
Я зажгла машинально чайник и уставилась на
бодрое желтое пламя. Вспомнилось безупречно красивое, слегка надменное лицо
Веры и фраза, произнесенная капризным, хрипловатым меццо: «Никогда не открываю
сама дверь, тем более посторонним!»
Может, позвонить в милицию и рассказать, что
знаю?
И чего я так боюсь представителей закона! Мне
давно исполнилось восемнадцать, и никто не может заставить меня насильно жить с
Михаилом. Следует признать, что я вела себя глупо, совершенно по-детски. Нет,
надо встретиться с бывшим супругом, забрать документы, кое-какие вещи и подать
на развод. Решено, вот только найду Катю и улажу ситуацию. А Вера скорей всего
погибла от руки какого-то любовника, ревнивого мужика, которого впустила в
квартиру без малейшего страха. И тут я милиции не помощница, потому что никого,
кроме Кости Катукова и Марата Рифалина, не знаю. Но Котя давно покойник, а
Марата мгновенно вычислят без меня.
На следующее утро я звонила в дверь квартиры
Тани Молотовой. Разоделась так, что даже любимая мамочка ни за что бы не узнала
дочурку. Серо-малиновый костюм мешком сидел на фигуре, полностью скрывая ее
очертания. «Волосатая» шапочка была надвинута на лоб.
Лицо я покрыла тональной пудрой цвета загара,
намалевала поверх бордово-кирпичный румянец. Губы накрасила помадой того же
тона, а брови превратила посредством карандаша в соболиные. Глаза топорщились
во все стороны слипшимися от некачественной туши ресницами, да еще на нижнем
веке были намалеваны «стрелки». Чтобы окончательно перевоплотиться, запихнула
за щеки ватные тампоны, а под язык – две большие пуговицы от пальто. Было
страшно неудобно, зато разговаривала я шепеляво, почти невнятно. За руки можно
не опасаться. Постоянная готовка и мытье посуды превратили бархатные лапки
арфистки в слегка потрескавшиеся шершавые клешни домработницы.
– Вы ко мне? – удивилась Молотова,
распахивая дверь.
– Агитатор от ЛДПР, – прошамкала я,
демонстрируя только что сделанный на компьютере «подписной лист».
Хозяйка оправдала ожидания и пригласила в
гостиную. Нет, все-таки наш народ потрясающе доверчив, даже наивен. Пока
Молотова искала паспорт, я самозабвенно плакалась на жизнь, без конца педалируя
одну тему – за каждую подпись мне выплачивают двадцать рублей.
Наконец мне вручили бордовую книжечку, и я
принялась старательно умещать в узких графах необходимые сведения. Сразу
выяснилась пикантная деталь. Милой Танюше оказалось не двадцать пять лет, как
она утверждала, глядя на меня с экрана телевизора, а тридцать два года.
Я медленно переписывала цифры, поглядывая
украдкой на свою заместительницу. А поглядеть было на что. Роскошные
иссиня-черные волосы крупными локонами падали на точеные плечики. Кудри скорее
всего произведение ловкого парикмахера, но это нисколько не уменьшает их
красоту. Безупречно белая кожа, и никаких морщин, даже мелких «гусиных лапок» у
глаз. Впрочем, о глазах следует сказать особо. Огромные, блестяще-черные,
словно лужицы дегтя. Про такие принято говорить – бездонные. Губы красиво
изогнуты, в меру пухлые, и маленький, аккуратный нос. Словом, дама была хороша
необычайно и на первый взгляд не выглядела беременной. Тесные джинсики подчеркивали
стройные бедра, а талия походила на муравьиную. Но самое странное, что я не
испытывала ни горечи, ни злости, ни ревности. Глаза просто спокойно отметили
чужую красоту. В душе даже появилось некое чувство благодарности к Молотовой.
Кабы не она, так бы и просидела я всю жизнь у телевизора, погибая от скуки.
И вот настал решающий момент. Сделав
несчастное лицо, я заныла:
– Может, глянете в телефонную книжку,
Татьяна Павловна, да присоветуете меня знакомым? Людям по большей части все
равно, а мне заработок…
И опять вышло по-моему. Не усмотрев в просьбе
ничего криминального, красавица принесла маленькую черненькую книжонку и
велела:
– Пишите!
Я покорно зашкрябала дешевой шариковой ручкой
по бумаге. Наконец добрались до последней фамилии. И тут я задергала носом:
– Чувствуете? Газом сильно пахнет!
– Да? – испугалась хозяйка и
побежала на кухню.
Я моментально сунула книжечку в карман и пошла
в прихожую.
– Странно, – сказала Таня, выходя в
коридор, – конфорки не горят.
– Наверное, показалось, – охотно
согласилась я и ушла.
Глава 27
Домой я летела, не чуя под собой ног. Мерзкий
Слава сейчас будет найден, нужно только внимательно изучить добычу. Но сделать
это сразу не удалось.
Уже в прихожей нос унюхал противный запах
чего-то горелого. Быстро сняв куртку, я влетела на кухню и расчихалась. На
плите чадила маленькая кастрюлька, а возле нее с ложкой в руке стояла Виктория.
Волосы отчего-то спрятаны в целлофановый пакет, на лице толстый слой
питательного крема.
– Что это за вонь? –
поинтересовалась я.
– Давно следует навести в доме
порядок, – отозвалась гостья, – варю кашу «Здоровье».
– Что-то она не слишком приятно пахнет…
– Зато полезна всем, – отрезала
Виктория, помешивая варево, – кстати, великолепна на вкус, попробуй.
И она ткнула мне в лицо ложку, от которой шел
вонючий пар. Я машинально открыла рот. Язык ощутил что-то странное,
противно-тряпичное, волокнистое и абсолютно безвкусное. По нёбу катались
твердые неразгрызаемые комочки, ощущение было такое, будто сварили старый
чулок, набитый мелкими камушками.
– Из чего эта каша?
– Рис, гречка и недробленый овес в равных
частях, – начала перечислять Виктория, – потом капуста, чечевица,
морковь, репа и брюква. Все надо сварить до однородной массы.
