Тут только я заметила, что правая нога Катюши
закована в кандалы. Тяжелая железная цепь тянулась от хрупкой щиколотки к
огромному крюку, вбитому в стену. На расстоянии вытянутой руки стояла
пластмассовая пятилитровая канистра с водой и валялась пара буханок засохшего
черного хлеба. Здесь же помещалось и омерзительно воняющее жестяное ведро.
– Уж извините, – хмыкнула
Катя, – понимаю, пахнет не розами, но что поделать! Биотуалет в данном
Эдеме не предусмотрен планом. Если не ошибаюсь, вон там, возле твоей арфы,
находится ящик с инструментами, я все мечтала до него добраться.
Я ринулась напролом за молотком и ножовками.
Следующий час мы объединенными усилиями били по крюку, пытались ковырять стену
и пилить цепь. Но с таким же успехом могли расшатывать Останкинскую телебашню.
Наконец, утерев пот, я пробормотала:
– Придется бежать на станцию за помощью.
– Не хотелось бы, – поморщилась
Катя, – но, видать, делать нечего. Давай – одна нога здесь, другая там, не
ровен час…
Но тут в дверном проеме мелькнула тень, и
гнусный голос произнес:
– Ну-ну, птички в клетке.
Я попятилась и плюхнулась возле Кати на
нестерпимо вонючее одеяло.
– Кто бы мог ожидать столь дорогих
гостей, – издевался жирный Слава, медленно приближавшийся к нам, –
кто бы мог подумать, что твоя гнилая черепушка, вошь белобрысая, окажется такой
крепкой? Жаль, что не дал тебе монтировкой по лбу для надежности. Ну теперь вам
конец, мои сладенькие. Пожар в пустом гараже, где сгорели две пьяные бомжихи,
никого не удивит! Впрочем, может, и костей не останется.
– Ты этого не сделаешь, – прошептала
Катя.
– Отнюдь, моя ягодка, – хмыкнул
жиртрест, – вот только за бензинчиком сбегаю. Впрочем, сначала привяжу эту
железноголовую.
И, противно сопя, он попытался приблизиться ко
мне.
– Не подходи! – отчаянно завопила я,
хватаясь за открывшуюся сумочку.
– Правильно, – одобрил Слава, –
возьми платочек, чтобы было чем сопельки перед смертью подтереть, Жанна Д` Арк
моя, Джордано Бруно.
Он откровенно издевался, чувствуя свою
безнаказанность. Внезапно моя правая рука машинально влезла в сумочку и
наткнулась на игрушечный пистолетик Кирюшки.
– Стой, – заорала я, выдергивая
«оружие», – стой немедленно, стрелять буду!
Но жиртреста оказалось не так легко испугать.
– Ути-пути, – заржал он еще
сильней, – утютюшечки, ну до чего же мы решительные, до чего
самостоятельные, да из этой пукалки и воробушка не подстрелить!
Продолжая глупо хохотать, он, разинув рот,
подбирался все ближе. Полная отчаяния, великолепно сознавая глупость поступка и
ни на что не надеясь, я нажала на курок. Раздался сухой щелчок. Смех оборвался,
словно жирдяю заткнули рот. Секунду он простоял с выпученными глазами, потом,
не сгибая коленей, с жутким звуком рухнул на пол мордой вперед. Поднялся столб
пыли, арфа жалобно застонала в футляре.
– Твою мать, – ошарашенно употребила
я впервые в жизни это выражение, – твою мать, эта штука, оказывается,
заряжена, а Кирка говорил, шариками стреляет!
– Посмотри у него в карманах, –
тонким от напряжения голосом сказала Катя, – может, у него ключи от
кандалов с собой.
Опасливо обойдя голову негодяя, под которой
медленно-медленно расплывалась темная лужа, я брезгливо принялась обшаривать
брюки. Пальцы сразу выхватили заветную связку.
– Сейчас, сейчас, – бормотала я,
отстегивая железную манжетку. – Идти можешь?
– Запросто, – ответила Катя, пытаясь
встать, – я тут покараулю, а ты быстро за милицией и «Скорой помощью».
– Ты чего? – изумилась я. – Он
же хотел нас убить! Бежим скорей.
Но Катя уверенной рукой хирурга уже нащупала
пульс на шее Славы.
– Слава богу, жив, давай скорей.
Я пошла к выходу. Нет, правильно говорили, она
сумасшедшая! Бежать отсюда надо что есть мочи, а не оказывать первую помощь
негодяю и убийце. А вдруг он не один приехал сюда!
Не успела я испугаться неожиданной мысли, как
в проеме возникла еще одна мужская фигура. Полная ужаса, я выхватила из сумочки
неожиданно опасную игрушку и заорала:
– Ложись лицом вниз, стоять, расставив ноги
на ширине плеч, руки за голову, лбом в стену, выполняй, пока тебе третий глаз
не прострелили! Ну, живо, я из милиции.
Именно так орали герои обожаемых мною
детективов, да и в сериале «Улицы разбитых фонарей» преступники, заслышав
подобные речи, мигом, словно кули, валились в грязь.
Этот же даже не шелохнулся и приятным,
бархатным баритоном произнес:
– Тише, тише, коллега, что-нибудь одно,
либо лежать, либо стоять, я майор Костин, – и он вытащил из кармана
красное удостоверение.
Но меня не так легко сбить с панталыку. У
самой в кармане лежит похожее.
– Стой, где стоял, – велела
я, – такое можно в метро купить!
– Ну, положим, не такое, – засмеялся
мужчина и крикнул вниз: – Ребята, сюда!
Через секунду чердак наполнился крепкими
парнями в камуфляже и черных шлемах-масках.
– Кто из вас Романова? – спросил
майор.
– Я, – в один голос сказали мы с
Катей.
– Не понял… – отреагировал милиционер.
– Мы обе Романовы, – пояснила
сохранившая остатки самообладания Катюша.
– Сестры, что ль?
– Однофамилицы, – ответила хирург и
добавила: – Здесь раненый.
– Паша, разберись, – велел
милиционер и обратился ко мне: – Ваше удостоверение.
Машинально, как во сне, я вытащила из сумочки
красные корочки. Костин бросил быстрый взгляд внутрь и рассмеялся:
– Страшно рад встрече. А то грешным делом
думал, что же это за майор такой Романова, которой нигде в штате нет и которая
делом Катукова занимается. Рад знакомству, Евлампия Андреевна, а может,
правильней Ефросинья? Пистолетик-то какой славный!
– Ловко стреляет, коли такую тушу
свалил, – фыркнул Паша, возившийся возле Славы.
– Похоже, она ему прямо в открытый рот
попала, – пояснила Катя, в которой проснулся профессионал. –
Думается, там проникающее ранение нёба или горло задето, правда, дышит самостоятельно…
