Алвиарин не знала, как выбралась из своих покоев, – она не могла понять, как ей удается держаться на ногах, они были словно наполнены водой, – но обнаружила, что бежит по коридорам, подобрав юбку до колен и несясь со всей быстротой, на какую была способна. Внезапно впереди нее возникла широкая лестница, и она едва успела притормозить, чтобы не скатиться вниз по ступеням. Бессильно привалившись к стене и трясясь всем телом, она смотрела вниз, на изгибающийся пролет белых мраморных ступеней. В мозгу у нее четко вырисовывалась картина: ее тело летит вниз по лестнице, а потом остается лежать неподвижно, с переломанными костями.
Тяжело, отрывисто дыша хриплыми, раздирающими горло всхлипами, Алвиарин приложила трепещущую руку ко лбу. Ее мысли катились, наталкиваясь одна на другую, как ее тело могло бы катиться по ступеням. Великий Повелитель отметил ее как одну из своих. Ее пальцы скользнули по гладкой безупречной коже. Она всегда высоко ценила знание – власть основывается на знании, – но она не желала знать, что происходит сейчас в комнатах, которые только-только покинула. Она хотела бы вообще не знать о том, что там что-то происходит. Великий Повелитель отметил ее, но Месана все равно найдет способ убить ее за то, что она знает. Великий Повелитель отметил ее и дал ей приказание. Она будет жить, если выяснит, кто охотится на Черных Айя. С усилием распрямив спину, Алвиарин торопливо вытерла ладонями слезы со щек. Она не могла оторвать глаз от ступеней, уходящих вниз впереди нее. Элайда несомненно подозревает ее, но если в этом нет ничего большего, она в любой момент способна организовать охоту. Просто ей придется учитывать саму Элайду, как угрозу, которую необходимо пресечь. Передать ее Великому Повелителю. Ее пальцы вновь коснулись лба. Черная Айя была в ее распоряжении. Гладкая нетронутая кожа. Талене была там, в апартаментах Элайды. Почему она так смотрела на Юкири и Дозин? Талене была Черной, хотя она, разумеется, не знала того же об Алвиарин. Будет ли метка видна в зеркале? Есть ли там что-нибудь, что смогут увидеть другие? Если ей придется разрабатывать план против предполагаемых охотниц Элайды, возможно, стоит начать с Талене. Она пыталась представить себе путь, по которому ее послание могло бы дойти от «сердца» к «сердцу» до Талене, но в то же время не могла прекратить смотреть на лестницу, видя, как ее тело катится со ступеньки на ступеньку, вниз, до самого низа. Великий Повелитель отметил ее.
Глава 22. Один ответ
Певара с легким нетерпением ждала, пока стройная маленькая Принятая ставила серебряный поднос на столик у стены и снимала салфетку с блюда с пирожками. Низенькая женщина с серьезным лицом, Педра не была медлительной и не выказывала никакого раздражения тем, что вынуждена все утро провести на побегушках у Восседающей; она действовала точно и аккуратно. Эти качества были ценными и нуждались в поощрении. Однако, когда Принятая спросила, не налить ли ей вина, Певара сухо ответила:
– Мы сами справимся, дитя мое. Ты можешь подождать в передней. – Она чуть не сказала молодой женщине, что та может возвращаться к своим занятиям.
Педра раскинула белую юбку с цветной каймой в грациозном реверансе, не проявляя и намека на то смущение, в какое часто приходили Принятые, когда Восседающие выказывали раздражение. Принятые слишком часто считали, что сердитые нотки в тоне Восседающих выражают сомнение в их пригодности для того, чтобы носить шаль, словно у Восседающих нет других забот.
Певара подождала, пока дверь за Педрой закроется, щелкнув замком, а затем одобрительно кивнула.
– Эта девушка скоро станет Айз Седай, – проговорила она. Когда любая из женщин получала шаль, это всегда приносило удовлетворение, но особенно в тех случаях, когда вначале она казалась малообещающей. Небольшие радости – это все, что оставалось им в эти дни.
– Но не одной из наших, думается мне, – отозвалась ее нежданная гостья, поворачиваясь от миниатюрных портретов умерших членов семьи Певары, что стояли в ряд на мраморной каминной полке с волнистой резьбой. – Она неуверенно чувствует себя с мужчинами. Мне кажется, они нервируют ее.
Саму Тарну мужчины, несомненно, не нервировали, как и почти все остальное, по крайней мере с тех пор, как она получила шаль немногим более двадцати лет назад. Певара помнила ее очень нервозной послушницей, но сейчас голубые глаза светловолосой Айз Седай были тверды как камни. И тепла в них было не больше, чем в камнях зимой. Но, несмотря на это, в ее холодном горделивом лице, в складке ее губ было что-то, из-за чего этим утром она казалась беспокойной. Певара не могла представить себе, что могло заставить Тарну Фейр нервничать.
Настоящий вопрос, впрочем, заключался в том, зачем Тарна явилась к ней. С ее стороны было почти неподобающим посещать любую из Восседающих приватно, а особенно Красную. Тарна по-прежнему занимала комнаты здесь, в той части Башни, что была отведена для Красных, однако, поскольку она заняла новый пост, она больше не являлась частью Красной Айя, несмотря на темно-красную вышивку на темно-сером платье. То, что она откладывала переезд в новые апартаменты, могло быть принято за жест деликатности – теми, кто не знал ее.
Все, что выходило за рамки повседневности, настораживало Певару с тех пор, как Сине вовлекла ее в охоту за Черными Айя. К тому же Элайда доверяла Тарне почти так же, как она доверяла Галине; благоразумие требовало относиться с большой осторожностью к любой, кому доверяет Элайда. Одна мысль о Галине – сожги Свет эту женщину во веки веков! – до сих пор заставляла Певару скрипеть зубами, но здесь имелась и вторая взаимосвязь. Галина также проявляла к Тарне особый интерес, когда та была послушницей. Правда, Галина проявляла интерес к любой послушнице или Принятой, которая, по ее мнению, могла присоединиться к Красным, но это была еще одна причина быть осторожной.
Разумеется, на лице Певары не отразилось ничего. Она слишком долго была Айз Седай, чтобы допустить подобное. Улыбаясь, она протянула руку к узкогорлому серебряному кувшину, стоявшему на подносе, распространявшему сладкий запах пряностей.
– Выпьешь вина, Тарна, в качестве поздравления с повышением?
С серебряными кубками в руках они сидели в креслах, украшенных спиральной резьбой – этот стиль вышел в Кандоре из моды уже сотню лет назад, но Певаре он нравился. Она не видела причин менять свою мебель или что-либо другое для того, чтобы соответствовать капризам настоящего момента. Эти кресла служили ей с тех пор, как их сделали, и они были очень удобными, если положить на них несколько подушек. Тарна, однако, сидела выпрямившись на краешке сиденья. Ее и вообще-то трудно было назвать апатичной, но сейчас она действительно была беспокойной.
– Не уверена, что поздравления здесь уместны, – сказала она, теребя узкий красный палантин, наброшенный на шею. Конкретный оттенок не оговаривался специально, лишь бы любой, кто увидит его, мог назвать его красным, и она выбрала ярко-алый цвет, почти полыхавший собственным светом. – Элайда настаивала, и я не могла отказаться. Многое изменилось с тех пор, как я покинула Башню, как внутри нее, так и вне ее. Алвиарин заставила всех относиться к Хранительнице… с осторожностью. Подозреваю, некоторые захотят, чтобы ее высекли, когда она наконец вернется. А Элайда… – Она сделала паузу, чтобы отхлебнуть вина, но, опустив кубок, продолжила уже другим тоном: – Я часто слышала, как тебя называют чуждой условностям женщиной. Я слышала даже, будто ты как-то говорила, что не отказалась бы иметь Стража.
