Мэт расшаркался перед ней и одарил лучшей из своих улыбок. Он умел соблюдать вежливость, даже если она не соблюдала ее.
– Я просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке. В этих фургонах очень неудобно путешествовать. И я знаю, тебе не нравится та одежда, которую мне удалось для тебя достать. Я подумал, может, это тебя немного порадует. – Выудив из кармана замшевый мешочек, он вручил ей его с глубоким поклоном. Женщины всегда любят, когда им лишний раз поклонишься.
Селусия напряглась, ее голубые глаза сузились, но Туон махнула своим тонким пальчиком, и грудастая горничная отступила. Ненамного. Мэту нравились непослушные женщины, вообще говоря, но если она испортит ему дело, он надерет ей задницу. Ему стоило некоторого усилия удерживать на лице улыбку, и он даже умудрился расширить ее на одно деление.
Туон несколько раз повернула в руках мешочек, прежде чем развязать шнурки и высыпать его содержимое себе в подол – это была тяжелая шейная цепочка из золота и резного янтаря. Очень дорогая вещица, к тому же шончанской работы. Он очень гордился, что ему удалось разыскать ее. Она принадлежала одной из акробаток, которой в свою очередь досталась от шончанского офицера, чье внимание она привлекла, но теперь, когда офицер остался позади, она была не прочь продать украшение. Оно, видите ли, не шло к ее коже, что бы это ни значило. Он улыбался и ждал. Драгоценности всегда смягчают сердце женщины.
Никто, однако, не отреагировал на подарок так, как он ожидал. Туон подняла цепочку двумя руками, поднеся к лицу, рассматривая ее так, словно никогда до сих пор не видела подобной вещи. Губы Селусии искривились в насмешливой улыбке. Сеталль положила вышивку на колени и посмотрела на Мэта, большие золотые кольца в ее ушах блеснули, когда она покачала головой.
Внезапно Туон швырнула цепочку назад, через плечо, в сторону Селусии.
– Это мне не подходит, – сказала она. – Тебе это нравится, Селусия?
Улыбка Мэта несколько приугасла.
Молочнокожая служанка подняла цепочку двумя пальцами, будто держа за хвост дохлую крысу.
– Это украшение для танцовщицы-шиа, которое надевают с вуалью, – с кривой ухмылкой проговорила она. Движением запястья она перебросила цепочку Эгинин, рявкнув: – Надень ее!
Эгинин едва успела поймать вещицу, чтобы та не ударила ее по лицу. Улыбка Мэта окончательно сползла с лица.
Он ожидал взрыва, но Эгинин немедленно расстегнула замочек и откинула свой тяжелый парик, чтобы застегнуть цепочку у себя на шее. Ее лицо оставалось столь же лишенным всякого выражения, словно было вылеплено из снега.
– Повернись, – приказала Селусия, и это без всякого сомнения был приказ. – Дай мне посмотреть.
Эгинин повернулась. Прямая, как столб, но она повернулась.
Сеталль пристально смотрела на нее, озадаченно покачивая головой, и затем покачала головой по-другому, глядя уже на Мэта, прежде чем вернуться к своей вышивке. У женщин в запасе столько же способов качать головой, сколько у них взглядов. На этот раз ее жест говорил, что он последний дурак, и если Мэт не уловил каких-либо более тонких нюансов, то был только рад этому. Он не думал, что они бы ему понравились. Чтоб ему сгореть, он купил эту цепочку для Туон, а она у него на глазах отдала ее Селусии, а теперь она Эгинин?
– Она пришла получить новое имя, – задумчиво проговорила Туон. – Как она себя называет?
– Лильвин, – ответила Селусия. – Подходящее имя для танцов-щицы-шиа. Может быть, даже Лильвин Бескорабельная?
Туон кивнула:
– Пусть будет Лильвин Бескорабельная.
Эгинин вздрагивала при каждом слове, как от пощечин.
– Могу я удалиться? – напряженно спросила она, резко сгибаясь в поклоне.
– Если хочешь идти, так иди, – прорычал Мэт. Привести ее с собой, по-видимому, оказалось не лучшей его идеей, но может быть, без нее ему удастся немного исправить ситуацию.
Не сводя глаз с досок пола, Эгинин опустилась на колени.
– Прошу вас, можно мне удалиться?
Туон сидела на полу, выпрямив спину и глядя сквозь Эгинин, словно перед ней ничего не было. Селусия, поджав губы, проводила по Эгинин взглядом сверху донизу. Сеталль продела иглу сквозь ткань, натянутую на пяльцы. Никто на Мэта даже не взглянул.
Эгинин рухнула на пол лицом вниз, и Мэт подавил изумленное ругательство, увидев, что она целует пол.
– Прошу вас, – хрипло проговорила она. – Я молю разрешить мне удалиться.
– Ты можешь удалиться, Лильвин, – произнесла Селусия холодно, как королева, говорящая с мелким воришкой, – и ты больше не покажешь мне свое лицо, пока оно не будет скрыто вуалью танцовщицы-шиа.
Эгинин на четвереньках быстро поползла назад и только что не вывалилась за дверь, оставив Мэта в полнейшем изумлении.
Сделав над собой усилие, он сумел вновь изобразить на лице улыбку. По-видимому, оставаться большого смысла не было, но мужчина мог попытаться уйти с достоинством.
– Что ж, я полагаю…
Туон снова махнула своим пальчиком, по-прежнему не глядя на Мэта, и Селусия тут же оборвала его:
– Верховная Леди утомлена, Игрушка. Она разрешает тебе удалиться.
– Слушай, мое имя Мэт, – сказал он. – Простое имя. Легко запомнить. Мэт. – Он не дождался от Туон большего ответа, чем если бы она и в самом деле была фарфоровой куклой.
Сеталль, однако, опустила свою вышивку и поднялась с места, держа руку на рукояти изогнутого кинжала, заткнутого за пояс.
– Молодой человек, если вы рассчитываете оставаться здесь до тех пор, пока не увидите, как мы готовимся ко сну, вас ждет жестокое разочарование. – Она улыбалась, произнося это, но ее ладонь тем не менее лежала на рукояти ножа, и она была в достаточной степени эбударкой, чтобы прирезать человека, повинуясь минутной прихоти. Туон оставалась неподвижной куклой, королевой на троне, каким-то образом по ошибке облаченной в неподобающие для нее одежды. Мэт удалился.
Эгинин стояла, опершись рукой на стенку фургона и опустив голову. Другая рука сжимала цепочку на шее. Гарнан немного шевельнулся в темноте, просто чтобы показать, что он по-прежнему здесь. Очень мудро с его стороны держаться сейчас подальше от Эгинин. Но Мэт был слишком раздражен, чтобы быть мудрым.
– Что все это значило? – требовательно спросил он. – Ты больше не должна ползать на коленях перед Туон. А Селусия? Она же треклятая горничная! Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так унижался перед королевой, как ты унижалась перед ней.
Суровое лицо Эгинин оставалось в тени, но ее голос звучал измученно.
– Верховная Леди – это… та, кто она есть. Селусия – ее со'джин. Никто из низших Высокородных не смеет смотреть в глаза ее со'джин, а может быть, и из высших тоже. – Она с силой дернула цепочку, и замок сломался с металлическим щелчком. – Правда, теперь я не принадлежу к Высокородным. – Отклонившись назад, она со всего размаху швырнула цепочку как можно дальше в темноту.
