Суан кивнула, одобряя и соглашаясь. Она действительно учила Эгвейн истории Башни и часто приводила ей примеры Амерлин, допустивших роковые ошибки. Включая и саму себя.
– Однако здесь речь о другом, – пробормотала Суан, похлопывая запиской по ладони. – Когда Теодрин попадется мне в руки, она пожалеет, что не послушница. И Фаолайн! Если они вздумают улизнуть сейчас, клянусь, я выпотрошу их обеих как рыб-ворчунов на пристани!
– Кого это ты грозишься выпотрошить? – спросила Шириам, минуя охранное плетение малого стража вместе с порывом холодного ветра.
Стул Эгвейн снова чуть не рухнул вместе с ней на ковер. Надо будет заказать стул, который не норовит сложиться при каждом ее движении. Она могла спорить на что угодно, что Эдарна никогда не дергалась, словно у нее был чесоточный дуб под задницей.
– Никого, кто тебе интересен, – спокойно ответила Суан, поднося листок к огню настольной лампы. Он вспыхнул, быстро догорев до кончиков ее пальцев, и она растерла пепел между ладонями и отряхнула руки. Лишь Эгвейн, Суан и Лиане знали правду о Фаолайн и Теодрин. И они сами, разумеется. Хотя было очень многое, чего не знала ни одна из них.
Шириам приняла отпор, сохраняя самообладание. Рыжеволосая Хранительница Летописей, по-видимому, вполне оправилась после своего приступа в Зале Совета. По крайней мере она в значительной мере восстановила внешне свое достоинство. Глядя, как Суан сжигает записку, она немного сузила свои раскосые зеленые глаза и прикоснулась к узкому голубому палантину, спускающемуся с ее плеч, словно желая напомнить себе, что он еще здесь. Она не обязана повиноваться приказам Суан – ставить свою Хранительницу Летописей в подобное положение казалось Эгвейн слишком грубым, в конце концов, – но Шириам очень хорошо знала, что Суан также вправе не повиноваться ее приказам, что должно уязвлять ее теперь, когда Суан стояла настолько ниже нее в Силе. Понимание того, что у них есть секреты, в которые она не посвящена, также должно было уязвлять ее. Однако Шириам приходилось с этим мириться.
Она тоже принесла с собой бумагу, которую положила на стол перед Эгвейн.
– Я встретила Тиану, которая шла к вам, Мать, и решила сама отнести вам это.
«Это» было ежедневным отчетом о побегах. Они уже происходили не каждый день и даже не каждую неделю, с тех пор как послушницы стали объединяться в «семьи». «Кузины» поддерживали друг друга в минуты разочарования и слез и могли отговорить друг друга от совершения худших ошибок – таких, как побег из Башни. Сейчас на странице стояло только одно имя. Николь Трихилл.
Эгвейн вздохнула и опустила бумагу на стол. Она полагала, что жажда знаний удержит Николь от побега независимо от ее растущего неверия в свои силы. И однако она не могла сказать, что жалеет о том, что приходится с ней расстаться. Николь была склонна к самопотаканию и небрежности, способна на шантаж и все что угодно другое, что, по ее мнению, способствовало бы ее продвижению. Весьма вероятно, что ей помогли. Арейну не остановила бы необходимость украсть лошадей, чтобы они обе могли сбежать.
Внезапно ей на глаза попалась дата, проставленная возле имени. Точнее, две даты, помеченные знаками вопроса. Месяцы редко назывались, а дни считались еще реже, разве что в официальных документах и договорах. Подписано, запечатано и заверено в городе Иллиане на двенадцатый день Савена, в этот Год Благодати… А также для отчетов подобного рода и для занесения имен женщин в книгу послушниц. Для обычных случаев хватало указания, сколько дней прошло с того или иного праздника. Даты, написанные на бумаге, всегда казались ей немного странными. Ей пришлось посчитать на пальцах, чтобы убедиться, что она не ошиблась.
– Николь убежала три или четыре дня назад, Шириам, а Тиана только сейчас докладывает об этом? И она даже не уверена, три или четыре дня прошло с тех пор?
– «Кузины» Николь покрывали ее побег, Мать. – Шириам с огорчением покачала головой. Как ни странно, в ее скупой улыбке проскальзывала снисходительность. Или даже восхищение. – Не из любви к ней; по-видимому, они были рады, что девочка ушла от них, и боялись, что ее вернут. Она была довольно невыносима со своим Талантом к Предсказанию. Боюсь, Тиана очень огорчена их поведением. Боюсь, никто из них не сможет удобно сидеть на занятиях ни сегодня, ни несколько следующих дней. Тиана говорит, что собирается кормить их на завтрак розгами каждый день до тех пор, пока Николь не найдут. Но я думаю, что ей придется смягчиться. Если учесть, что с побега Николь прошло уже столько времени, ее вряд ли скоро найдут.
Эгвейн слегка вздрогнула. Она помнила собственные визиты в кабинет Наставницы Послушниц, который в то время занимала та самая женщина, которая сидела сейчас перед ней. У Шириам была очень тяжелая рука. Ежедневная порка – это серьезное наказание. Но покрывать побег одной из послушниц гораздо более серьезный проступок, чем прокрадываться наружу позже установленного часа или устраивать какие-нибудь шалости. Она отодвинула отчет к краю стола.
– Пусть Тиана поступает, как считает нужным, – сказала она. – Шириам, не было ли перемен в том, что говорят сестры о моем сне? – Она рассказала о своем сновидении насчет нападения Шончан в то же утро после того, как увидела его, но женщины, с которыми она разговаривала, лишь безразлично смотрели на нее, очевидно поглощенные недавней смертью Анайи. Это событие ошеломило всех.
Вместо ответа Шириам откашлялась и разгладила свои юбки с голубыми прорезями.
– Возможно, вам это не известно, Мать, но одной из «кузин» Николь была Ларин Айеллин. Из Эмондова Луга, – добавила она, словно Эгвейн этого не знала. – Никто не станет думать, что вы оказываете ей протекцию, если вы простите всю «семью». Смягчится она или нет, но Тиана действительно собирается быть с ними очень строгой в течение некоторого времени. Они будут страдать.
Отклонившись назад – осторожно, помня о шаткой ножке стула, – Эгвейн нахмурилась, глядя на собеседницу. Ларин почти столько же лет, сколько ей самой, и они росли близкими подругами. Они проводили часы в обществе друг друга, болтая и заплетая друг другу косы, готовясь к тому времени, когда Круг Женщин признает их достаточно взрослыми для такой прически. Несмотря на это, Ларин была одной из немногих девушек Эмондова Луга, кто, по-видимому, признал, что Эгвейн действительно может быть Амер-лин, хотя она показывала это в основном тем, что держалась на расстоянии. Но неужели Шириам думает, что Эгвейн станет оказывать кому-либо протекцию? Даже Суан выглядела озадаченной.
– Ты должна знать лучше, чем кто-либо другой, Шириам, что наказание послушниц – прерогатива Наставницы Послушниц. По крайней мере до тех пор, пока девушку не наказывают несправедливо, а такого предположения ты не высказывала. Кроме того, если сегодня Ларин подумает, что может содействовать побегу и ей это сойдет с рук, – содействовать побегу, Шириам! – кто может сказать, что она будет делать завтра, надеясь, что это тоже сойдет ей с рук? Она получит шаль, если у нее достанет стойкости. Я не стану вести ее по пути, в конце которого ее вышлют из Башни за недостойное поведение. Итак. Что говорят сестры о моем сне?
