– Ни слова, – мрачно отрезала Илэйн. – Ни единого! – продолжила она, когда Бергитте все же открыла рот.
Золотоволосая женщина поджала губы и потянула себя за косу, почти так же, как это делала Найнив. Она не сочла нужным скрыть недовольство, а узы по-прежнему доносили замешательство и беспокойство. От этого Илэйн сама начала нервничать. Она изо всех сил пыталась с этим бороться, пока не обнаружила, что жалобно заламывает руки и рассыпается в извинениях. Нервы не выдержали.
– Думаю, мне стоит поискать свою комнату самой. Если мне будет позволено вставить пару слов, конечно, – раздраженно заявила Бергитте. – Я хочу переодеться в сухое до того, как стопчу подметки этих сапог. Надо будет обсудить это позже. Боюсь, другого выхода нет, разве что… – Легко кивнув – она толком не потрудилась наклонить голову, – Бергитте гордо зашагала прочь, помахивая своим луком со снятой тетивой.
Илэйн чуть было не окликнула ее. Ей очень хотелось. Но Бергитте сухая одежда нужна не меньше, чем ей самой. Кроме того, она чувствовала, что к ней возвращается вздорность и ослиное упрямство. У Илэйн не было ни малейшего желания обсуждать то, что она заблудилась во дворце, в котором выросла. Ни сейчас, ни потом. Другого выхода нет? К чему это? Если Бергитте намекала на то, что у нее в голове полная каша, то!.. Илэйн снова заскрежетала зубами.
Наконец, свернув в очередной коридор, – сначала Илэйн вообще не собиралась в него сворачивать, – она облегченно вздохнула: перед ней оказались высокие двери, украшенные резьбой в виде льва. А то у нее тоже появились сомнения насчет собственной памяти. Едва Илэйн подошла к дверям вплотную, пара женщин-Гвардейцев, стоявших по обе стороны створок, вытянулись в струнку. Обе они выглядели потрясающе в широкополых шляпах с белым плюмажем; сверкающие латные нагрудники стягивали перевязи, украшенные по краю тонким кружевом, на которых красовался вышитый Белый Лев, кружево же, только на тон светлее, пенилось вокруг манжет и воротников. Когда Илэйн еще могла заниматься подобными вещами, она собиралась заказать для них нагрудники, покрытые красным лаком, они бы лучше подошли к форменным шелковым курткам и бриджам. Раз уж она решила сделать так, чтобы они выглядели этакими куколками, чтобы любой противник не принимал их всерьез, пока не станет слишком поздно, то нужно сделать так, чтобы они смотрелись действительно шикарно. Девушки не особенно возражали. По правде говоря, они и сами с нетерпением ждали появления чудесных новых лат.
Илэйн не раз слышала разговоры тех, кто, не зная, что она рядом, подшучивал над женщинами-Гвардейцами – главным образом над женщинами, а порой и над Дойлином Мелларом, их командиром, – но у самой Илэйн не было и тени сомнения в том, что они способны ее защитить. Они полны смелости и решительности, иначе не вступили бы в Гвардию. Юрит Азери и еще кое-кто, в прошлом охранницы торговых караванов – весьма редкая профессия для женщины, – ежедневно давали остальным уроки владения мечом, а после кто-нибудь из Стражей проводил еще одну тренировку. Страж Сарейты Нэд Йарман и Страж Вандене Джаэм весьма одобрительно отзывались об успехах девушек. Джаэм пояснил, что они быстро схватывают потому, что не строят из себя великих мастеров меча, потому что это глупо. Разве можно считать себя в чем-то докой, если тебе еще необходимо обучаться этому?
Несмотря на то что у дверей стоял караул, Девора выбрала из эскорта двух воительниц, и те, обнажив мечи, двинулись внутрь, а Илэйн осталась ждать в коридоре вместе с Авиендой и остальными, нетерпеливо притопывая ножкой. Все старались не смотреть на нее. Проверка покоев не входила в обязанности караульных, Илэйн считала, что кто-нибудь может пробраться во дворец через окно, используя резьбу на фасаде в качестве зацепок, но теперь ее раздражало, что из-за этого приходится ждать. Только после того как телохранительницы вышли и доложили Деворе, что внутри не затаились ни наемные убийцы, ни Айз Седай, жаждущие увезти Илэйн к Элайде в Белую Башню, ей и Авиенде было позволено войти, – женщины-Гвардейцы выстроились по обе стороны от двери. Илэйн не могла сказать наверняка, будут ли ее силой удерживать, если ей вдруг вздумается ворваться в покои до конца проверки, но желания узнать ответ на этот вопрос как-то не появлялось. Чтоб ее держали собственные телохранительницы? Это уж слишком. Пусть даже это их работа. Лучше вообще не создавать таких ситуаций.
В белом мраморном очаге первой комнаты теплился маленький огонек, но он практически не давал тепла. С началом весны ковры убрали, и холод пола ощущался даже через подошвы туфель. Эссанде, горничная Илэйн, расправила отделанные красным юбки удивительно грациозно – стройная седовласая дама страдала от болей в суставах, существование которых постоянно отрицала, и упорно отказывалась от Исцеления. Точно так же она отвергла бы любое подобное предположение, поскольку совершенно не хотела возвращаться на пенсию. Крупная вышитая Золотая Лилия Илэйн украшала лиф ее платья – Эссанде носила ее с гордостью. Рядом с ней, на шаг позади, стояли две женщины помоложе – крепко сбитые, широколицие сестры Нарис и Сефани, – одетые так же, однако лилии у них на груди были поменьше. Кротко потупив взор – Эссанде хорошо их вымуштровала, – девушки присели в глубоком реверансе.
Пусть Эссанде и была медлительна и слаба здоровьем, она никогда не тратила время на пустую болтовню или констатацию очевидного. И на сей раз не последовало никаких причитаний по поводу того, как сильно промокли Илэйн и Авиенда, хотя Гвардейцы наверняка ее предупредили.
– Сейчас мы обогреем и высушим вас обеих, миледи, и облачим во что-нибудь подобающее для встречи с наемниками. Красный шелк с огневиками по вороту должен произвести на них должное впечатление. Вам пора поесть. И не стоит говорить мне, что вы уже ели. Нарис, сходи на кухню за едой для Леди Илэйн и Леди Авиенды.
Авиенда забавно фыркнула, хотя уже достаточно давно смирилась с обращением «леди». И правильно сделала, потому что в таких делах перечить Эссанде бесполезно. Со слугами всегда так: есть то, что ты приказываешь, и есть то, что ты терпишь.
Нарис скорчила гримаску, почему-то вдохнула и сделала реверанс перед Эссанде и еще один, чуть пониже, перед Илэйн – девушки испытывали перед пожилой матроной не меньшее благоговение, чем перед Дочерью-Наследницей Андора, – затем подобрала юбки и выскользнула в коридор.
Илэйн тоже поморщилась. Значит, телохранительницы доложили Эссанде и о наемниках. И о том, что она не ела. Илэйн терпеть не могла, когда шушукаются у нее за спиной. Неужели это все пресловутые перепады настроения? Раньше как-то ее не очень расстраивало то, что горничная заранее знала, какое платье достать, или то, что кто-то предвидел, что госпожа будет голодна, и посылал за едой без официального приказа. Прислуга постоянно общается между собой – а точнее, беспрестанно сплетничает, но от этого никуда не денешься – и передает сведения, которые помогут им угодить хозяйке. Если это хорошая прислуга. А Эссанде – отменная горничная. Но как это раздражает! И особенно раздражает то, что само по себе это раздражение лишено всякого смысла!
Илэйн позволила Эссанде отвести их с Авиендой в гардеробную, Сефани поспешила следом. К этому моменту Илэйн чувствовала себя абсолютно несчастной, мокрой и продрогшей. Не стоит даже упоминать, что она дулась на Бергитте за то, что та взяла и ушла, еще ей было неуютно оттого, что она умудрилась заблудиться в месте, где выросла, и мысль о том, что даже телохранительницы обсуждают ее у нее за спиной, повергала Илэйн в мрачные раздумья. По правде говоря, быть несчастнее она просто не может.
