Она считает, что легко может отвлечь Найнив?
– Прошла плохо, как и следовало ожидать, – ответила Найнив. – Они засели у Фар Мэддинга и отказались встретиться с Рандом, пока он не въедет в пределы действия Хранителя, тем самым отрезая себя от Источника.
– Как он это воспринял? – спросила Кореле со своей накрытой подушкой скамейки у стены. Она слабо улыбнулась. Похоже, она была единственной, кто считал изменения в Ранде забавными, а не ужасающими. Но, с другой стороны, она была одной из женщин, связавших Аша’мана узами Стража при первой возможности.
– Как он это воспринял? – невыразительно повторила Найнив. – Да как сказать. То, что он вынул этот проклятый тер’ангриал и начал угрожать пролить на армию огненный дождь, звучит как «воспринял хорошо»?
Мин побледнела. Кадсуане приподняла бровь.
– Я остановила его, – сказала Найнив. – Но справилась с трудом. Даже не знаю. Возможно… уже слишком поздно пытаться его изменить.
– Этот мальчик будет снова смеяться, – тихо, но твердо сказала Кадсуане. – Не для того я прожила так долго, чтобы теперь потерпеть неудачу.
– Какое это имеет значение? – спросила Кореле.
Потрясенная Найнив повернулась к ней.
– Ну? – Кореле отложила свое шитье. – Какое это имеет значение? Ведь очевидно, что мы преуспеем.
– О, Свет! – сказала Найнив, – С чего ты это взяла?
– Мы провели весь день, расспрашивая эту девочку о ее видениях. – Кореле кивнула в сторону Мин. – Они всегда сбываются, и она видела вещи, которые, очевидно, не могут случиться до окончания Последней Битвы. Таким образом, мы знаем, что Ранд победит Темного. Узор уже это решил. Мы можем больше не волноваться.
– Нет, – ответила Мин. – Ты ошибаешься.
Кореле нахмурилась.
– Дитя, ты хочешь сказать, что солгала о том, что видела?
– Нет, – сказала Мин. – Но если Ранд проиграет, то Узора не станет.
– Девочка права, – Кадсуане казалась удивленной. – То, что видит это дитя – плетения Узора в отдаленном будущем, но если Темный победит, он полностью уничтожит Узор. Это единственная причина, почему видения могут не осуществиться. То же касается других пророчеств и Предсказаний. Наша победа ни в коем случае не бесспорна.
В комнате воцарилась тишина. Они играли не в деревенские интриги или мировое господство. Под угрозой было само бытие.
«Свет. Могу ли я утаить эту информацию, если есть хоть малейший шанс, что это поможет Лану?» – Мысли о нем разрывали ей сердце, у нее было немного вариантов. Фактически единственная надежда Лана, по всей видимости, заключалась в армиях, которые мог собрать Ранд, и вратах, которые могли создать его люди.
Ранд должен измениться. Ради Лана. Ради всех. И, к сожалению, она не имела понятия, что делать, кроме как довериться Кадсуане. Найнив проглотила свою гордость и заговорила:
– Знаете, где находится статуя в виде огромного меча, воткнутого в землю?
Кореле и Мериса в замешательстве переглянулись.
– Рука аман’рукане. – Кадсуане отвернулась от Мин, подняв бровь. – Как говорят ученые, статуя так никогда и не была окончена. Она находится возле джеханнахского тракта.
– Перрин расположился лагерем в ее тени.
Кадсуане поджала губы.
– Я предполагала, что он пойдет в восточном направлении, к землям, которые захватил ал’Тор. – Она глубоко вздохнула. – Хорошо. Мы идем за ним прямо сейчас. – Она заколебалась, а затем поглядела на Найнив. – Вот ответ на твой ранее заданный вопрос, дитя: Перрин, в общем-то, для наших планов не важен.
– Не важен? – спросила Найнив. – Но…
Кадсуане подняла палец.
– Но с ним люди, которые жизненно важны. Особенно один.
Глава 45. Башня выстояла
Эгвейн в алом платье для верховой езды медленно шла по лагерю мятежниц. Цвет платья вызывал немалое удивление. Учитывая то, что натворила Красная Айя, здешние Айз Седай отнюдь не горели желанием носить одежду таких оттенков. Это заметила даже прислуга, находившаяся при лагере: красные и бордовые платья были быстренько проданы или пущены на тряпки.
Эгвейн, в отличие от остальных, специально потребовала себе алое платье. Привычка одеваться только в цвета собственной Айя, недавно появившаяся у Сестер, лишь углубляла раскол в Башне. С одной стороны, это позволяло гордиться своей принадлежностью к определенной Айя, но с другой – грозило появлением недоверия ко всем, носящим иные цвета.
Эгвейн как Амерлин представляла все Айя. Сегодня для нее красный цвет платья символизировал многое. Грядущее примирение с Красной Айя. Напоминание о расколе, который должен быть устранен. Цвет крови, которая могла бы пролиться – крови многих хороших людей, защищающих Белую Башню.
Кровь погибших Айз Седай, час назад обезглавленных по приказу Эгвейн.
Суан разыскала ее кольцо Великого Змея, и теперь было здорово вновь ощущать его на пальце.
Небо было серо-стального цвета, в воздухе пахло пылью, чему весьма способствовала бурная активность в лагере. Прачки спешно достирывали белье, словно их хозяйки могут из-за них опоздать на какой-то праздник. Послушницы буквально бегали с урока на урок. Айз Седай, сложив руки на груди, наблюдали за ними горящими глазами, готовыми испепелить каждую, кто не поторопится.
«Все чувствуют напряженность момента, – решила Эгвейн. – И только нервничают сильнее». Ночью был налет Шончан, потом – возвращение Амерлин, которая все утро чистила ряды Айз Седай. А в днем раздался гром военных барабанов.
Она сомневалась, что в лагере Брина творится то же самое. Его люди всегда готовы к бою. Вполне вероятно, что он мог начать штурм Белой Башни в любой день осады, едва получив приказ. Его солдаты решили бы исход этой войны. Эгвейн же не была готова бросить своих Айз Седай в бой, заставив их маневрировать вокруг клятвы не использовать Силу для убийства. Они подождут здесь, и помогут с Исцелением.
Или присоединятся к войскам, если их сестры из Белой Башни всерьез вступят в бой. Да ниспошлет Свет, чтобы у Элайды хватило ума запретить им подобный шаг. Если Айз Седай обратят Силу друг против друга, это совершенно точно станет самым черным днем в истории.
«Может ли этот день стать еще чернее?» – подумала Эгвейн. Многие Айз Седай, мимо которых она прошла, смотрели на нее с уважением, благоговением и даже с некоторым страхом. Амерлин вернулась после долгого отсутствия и принесла с собой правосудие и разрушение.
Более пятидесяти Черных были усмирены и казнены. При одной мысли об этих смертях Эгвейн становилось тошно. Шириам, когда пришел ее черед, казалось, почувствовала облегчение, хотя совсем скоро начала сопротивляться и плакать от отчаяния. Она призналась в нескольких вызвавших тревогу преступлениях, словно ее желание выговориться могло дать надежду на помилование.
