– Очень глупо, - перебила я Ирину
Сергеевну. - Нужны не оценки, а знания!
– Тонкое наблюдение, - неожиданно
съязвила Ермакова.
– Выпускникам предстоит сдавать экзамены
в вуз, - продолжала я. - Каким образом они пройдут испытание?
– Щенячья наивность, - с легким
презрением отметила завуч. - Эти детки уедут в Англию, Америку, Германию.
Родители отдадут баснословные деньги и пристроят идиотов.
– Насколько мне известно, западные
университеты очень ревностно относятся к своей репутации.
Ирина Сергеевна навалилась грудью на
письменный стол.
– Не все. И потом, кто ведет речь об
Оксфорде, Кембридже, Беркли и иже с ними? Например, Женя Николаев попал в некий
заштатный институт в Америке, не помню, как он называется. Ходил на лекции два
года, получил бумажку, весьма красивую, в печатях и штампах. Мол, окончил курс
по специальности пиар и реклама. На мой взгляд, малоформатная школа в
какой-нибудь нашей деревне под названием Широкие Калоши дала бы ему лучшие
знания. Но Николаев сейчас работает в престижной фирме, ездит на иномарке. Так
уж устроен российский человек: видит «корочки», подтверждающие заокеанское
образование, и моментально застывает в восторге. О, роскошный специалист! Он
обучался в АМЕРИКЕ! Никто детально не интересуется, чему же его там учили. Так
что за наших выпускничков беспокоиться не надо. Знаете, сколько отец Николаева
заплатил за, с позволения сказать, высшее образование отпрыска? В общей сумме
пятьдесят тысяч долларов!
– Круто, - признала я.
Внезапно по лицу Ирины Сергеевны снова потекли
слезы.
– Ну почему все так несправедливо? -
судорожно зашептала она. - Всю жизнь мне не везет! Вышла замуж рано, родила
сына, с девятнадцати лет при пеленках. Ни мамы, ни бабушки, способных помочь,
не было, я сама ребенка волокла. Муж аспирантуру заканчивал, утром уйдет,
вечером придет, сделает малышу «козу», поужинает и к телевизору. Что я видела?
Зарплата копеечная, на новые сапоги год надо копить. Лёня стал кандидатом наук,
но денег не прибавилось. В перестройку ближайшие его знакомые, такие же
«остепененные», начали лапами бить. Один строительную фирму открыл, другой
продукты экспортировать стал. Сначала, конечно, ничего хорошего, сплошные
убытки и страх. Но сейчас! Первый в загородном коттедже на Рублевке живет,
второй вообще в Испанию перебрался. А Лёня? Уж как я его упрашивала: начни свое
дело. Нет! Морду скорчит и бубнит: «Милая, я занимаюсь наукой, создан для
великих открытий». И результат? Сидит в НИИ у двадцатого окна, оклад кошке на
смех! Боже, да он же просто патологический лентяй! Всю жизнь я пашу. С огромным
трудом в гимназию устроилась, еле пролезла, и что? Думаете, директор всю работу
тянет? Милая, да на моей памяти восемь начальников сменилось. Восемь!
Руководство тасуется, а Ирина Сергеевна огород копает. Ну почему меня
директором не назначат, а? Объясните?
Ермакова схватила со стола газету и начала ею
обмахиваться.
– Не знаю, - осторожно ответила я.
– И жизнь никак не становится легче, -
чуть спокойнее продолжала завуч. - Сын женился, молодые у нас поселились,
близнецов родили, вдвоем теперь с невесткой на кухне толкаемся. Она ведет себя
прилично, ничего плохого сказать не могу, но иногда как взглянет - у меня
желудок сводит.
– Понимаю, - сочувственно кивнула я.
Ермакова отшвырнула смятую газету.
– Господи, что вы можете понять? Муж сел
писать книгу. Шестой год кропает! Запирается в комнате и к компьютеру. Если
войду к нему, он бесится, орет: «Не дают сосредоточиться! Это ты виновата, что
я до сих пор Нобелевскую премию не получил!» В другой спальне молодые, к ним не
сунешься. И куда мне после тяжелого рабочего дня приткнуться? На кухне маюсь,
над головой постирушка, на плите суп!
– К сожалению, так живет большинство
россиян, - тихо сказала я.
– И тут в нашу гимназию пришла Ника, - не
обращая внимания на мое замечание, рассказывала Ирина. - Ничего вроде
особенного в ней не было, такая, как все. Мы не сразу подружились, нам это ни к
чему было.
Ермакова запнулась, набрала полную грудь
воздуха, выдохнула и протянула:
– Зачем я так долго о себе рассказывала?
Чтобы вам стало понятно: жизнь моя беспросветна. Сплошной кошмар. Нищета и
досуг на кухне. И вдруг Ника! С ее возможностями, деньгами, украшениями…
Завуч замолчала и уставилась в окно. Я вежливо
покашляла, затем решилась прервать затянувшуюся паузу:
– Ирина, Ника никогда не жила на широкую
ногу. Василий зарабатывал копейки. Он очень похож на вашего мужа - предоставил
супруге одной бороться с жизненными неурядицами. А еще Ярцев может выпить. У
Терешкиной не было бриллиантов, изумрудов или жемчугов, уж поверьте мне! Мы
общались не один год. Вероника иногда прибегала к нам одалживать денег - не
дотягивала до получки.
Ирина Сергеевна неожиданно расхохоталась:
– Ты дура!
Я с изумлением уставилась на завуча. Ничего
себе заявленьице…
– Полнейшая идиотка! - добавила Ермакова.
- Дружила с Терешкиной и ничегошеньки о ней не знала! Ладно, слушай. У меня
есть одна невинная забава, которая помогла мне раскусить Нику…
Я потрясла головой и постаралась
сосредоточиться на повествовании.
Глава 21
Любому человеку требуется отдых, Ирина
Сергеевна не составляет исключения. Только где расслабиться? Дома возможности
нет, денег на поездки в какой-нибудь Париж тоже нет, и Ермакова придумала
фишку: когда ей становилось совсем невыносимо, завуч шла в… ювелирный магазин и
начинала самозабвенно мерить украшения, которые никогда не смогла бы
приобрести. Продавцы в лавках всегда предельно внимательны, они великолепно
знают: не следует смотреть на внешний вид клиента. Иногда из карманов грязных
брюк лапотных мужиков появляются платиновые кредитки или толстые пачки денег.
Поэтому Ирине Сергеевне всегда с улыбкой показывали кольца, браслеты, серьги.
Завуч придирчиво перебирала блестящие «игрушки», а затем, изобразив
недовольство, уходила.
При посещении очередного салона Ирина
Сергеевна, замерев от восторга, приложила к шее потрясающей красоты ожерелье из
изумрудов, взяла зеркало и вдруг услышала из-за колонны звонкий женский голос:
– Не слишком чистой воды камушек.
– Вы правы, - согласился невидимый
продавец.
– Вон тот перстень получше. Это ведь
сапфиры?
– Да. Есть два варианта оправы, видите?
– Лучше в золоте.
– Платина благороднее.
– Но в желтой отделке камень «играет». А
тут что? О! Хочу это!
– То кольцо, что слева?
