Глава семнадцатая
“Вот идиот”, — думала Карела, глядя на киммерийца, неподвижно лежащего на полу. Неужели его мужское самомнение настолько велико, что он полагал, будто ему достаточно приехать сюда — и взять статуэтку? Она знала, что он горд и что для гордости у него есть все основания. Он один, вооруженный одним только мечом...
Проклятье, киммериец больше не тот, кто украл у нее часть ее “я” и забрал с собой. Она представляла его себе таким, каким увидела впервые: вор, одиночка, вооруженный только своим разумом и силой руки и меча. Теперь он командует отрядом, и его люди — это она вынуждена была нехотя признать — были куда более опасной сворой, чем те псы, что шли за ней.
— Он был один? — осведомилась она. — Если вы притащили на хвосте его Вольный Отряд, я пущу ваши шкуры на сапоги!
— Никого не видали, — проворчал Теньо. — Стало быть, никого и не было.
Это был маленький человечек с узким лицом и острым носом, странно похожий на енота. Он со злостью выплюнул раскрошенный зуб в ладонь и поглядел на него мрачно.
— Я за то, чтобы сразу его зарезать! Несколько других разбойников, перевязывающих друг другу сломанные ребра и ножевые раны, ворча, согласились с ним.
Марусса, заморанец Карелы, показал кинжал, зажатый между длинными гибкими пальцами.
— Для начала разбудим его. Он выглядит сильным и долго еще покричит, прежде чем замолчать навеки.
Тут же разбойники взревели, перекрикивая друг друга, наперебой предлагая разные пытки.
— Нет, убьем немедленно! Он чересчур опасен!
— Он всего лишь человек! Снимем с него кожу, и вот увидите, будет орать, как любой другой.
— Ты не был с нами там и не знаешь, что это за дикарь!
— Он порезал меня до кости, а Агориосу сломал руку, хотя мы висели на нем вдесятером.
— Молчать, вы! — загремела Карела.
Люди перестали спорить и повернулись к ней.
— Здесь решаю я, кто умрет, и я говорю: не он! Еще нет, по меньшей мере! Кто-нибудь из шелудивых псов хочет возразить? Марш по своим клеткам!
Она положила ладонь на рукоять сабли, и угрожающий огонек запылал в ее зеленых глазах. Один за другим отводили они от нее взгляды, бормотали и отступали назад, снова принимались пить или заниматься своими ранами. Джамаран, огромный, наголо обритый кушит с плечами шире, чем у Конана, и толстыми пальцами, сверкнул на нее глазами последний. Его лицо было искажено от ярости, а рана на разбитой щеке свидетельствовала о близком знакомстве с могучими кулаками Конана.
— Ну, Джамаран? — спросила Карела. Она знала, что он рвется главенствовать в банде, но знала также и то, что он мечтает попасть в ее постель.
В свою очередь, он не подозревал, что его самые тайные мысли ей известны. Он находил, что место женщины — где угодно, только не во главе группы мужчин. Рано или поздно, ей придется показать ему, как он ошибается, — или убить его.
— Ты зашел уже так далеко, что отказываешь мне в праве решать?
Удивление отразилось на его лице, но его быстро сменила насмешливая улыбка.
— Еще нет, — проворчал он. — Я скажу тебе, когда это произойдет, моя рыжеволосая милашка.
Его взгляд прошелся по ее фигуре, лаская ее, затем он повернулся с легкостью, странной для такого большого человека, и прошел к столу, где схватил полную кружку и выпил вино, откинув голову.
Карела дрожала от возмущения, неподвижно глядя на его широкую спину. Он никогда еще не держался так откровенно. Да, ей, наверное, придется убить его. Но сейчас этого делать пока нельзя. При теперешнем настроении ее людей это было бы слишком рискованно. Как бы неохотно она от этого ни отказывалась, но один неверный шаг мог уничтожить все, чего она добивалась. С рычанием она сняла ладонь с сабли.
Здесь все не так, как было в Заморе, думала она со злостью. Тогда никто из ее банды не отваживался противоречить ее слову или, еще хуже, смотреть на нее как на женщину. Это все Конан! Это его вина! Он изменил ее каким-то образом — она даже не поняла как. Он сделал ее другой, и это ей было неприятно. В тот материал, из которого она была скроена, он вплел несколько нитей слабости, и иногда другие мужчины чувствуют это.
Киммериец захрипел и зашевелился, словно его разбудили ее мысли.
— Заткните ему рот! — приказала она. — Разрази вас Деркэто! Шевелитесь! Я не хочу слушать, что он там лепечет!
Конан встряхнулся, когда Теньо и Джамаран опустились возле него на колени.
— Карела! — крикнул он отчаянно. — Послушай меня! Они хотят, чтобы Зло...
Теньо попытался засунуть ему тряпку в рот и закричал, когда киммериец впился зубами ему в руку. Джамаран ударил Конана в подбородок. Парень, похожий на енота, вырвал свою руку и потряс ею. Брызнула кровь. Как только Конан слегка приподнялся, Джамаран всунул ему кляп в рот и привязал полоской ткани. Выпрямившись, бритоголовый ударил Конана под ребра и снова занес ногу в сапоге для второго пинка, когда Теньо вытащил неповрежденной рукой кинжал. Его глаза сверкали убийственно.
— Немедленно прекратить! — приказала Карела. — Оставьте его в покое!
Помедлив, оба все же отвернулись.
Карела чувствовала на себе взгляд ярко-синих глаз. Конан яростно тряс головой, пытался вытолкнуть кляп и громко рычал. Содрогнувшись, она повернулась к нему спиной и уставилась в огонь.
Она знала, что не должна допустить ошибки. Он не должен говорить с ней! Он все еще в состоянии убедить ее в чем угодно. Если он коснется ее, вся ее решительность расплавится, как воск. Но на этот раз, сказала она себе, все будет иначе!
Ей казалось, что ночь не кончится никогда. Это могло иметь только одну причину: у нее за спиной горел взгляд Конана. Разбойники наконец улеглись спать. Большинство из них растянулись на голом каменном полу, завернувшись в одеяла. Но Карела не могла уснуть. Как тигрица в клетке, расхаживала она взад и вперед. Ей не давал покоя этот упорный взгляд из синей ледяной глубины. Она с удовольствием приказала бы завязать ему глаза, но не хотела признаваться — даже самой себе — в том, что глаза Конана оказывают на нее такое влияние.
Наконец рыжеволосая красавица опустилась на пол у огромного очага и стала смотреть в затухающее пламя так, словно то была самая важная вещь на свете. Но и так она не могла уйти от киммерийца, потому что представляла себе все муки проклятых душ, все пытки, которые он заслужил. Она не понимала, почему чувствовала себя при этом еще несчастнее, и уже совсем не могла взять в толк, почему слезы тайком потекли у нее из глаз.
На рассвете она послала в Ианту Теньо в красном мундире. Весь день она не обращала на Конана внимания и не давала ему ни есть, ни пить.
— Когда я уйду, дайте ему воды и кусок хлеба, — приказала она.
