Вадик налил мне пива, и я с удовольствием разом выпил почти весь бокал.
Иногда я даю себе зарок не угощаться за счет гостей, дабы не сближаться, но каждый раз нарушаю данное себе слово.
Сейчас позер начнет со мной разговаривать. Где полушутя, где полухамя, трогать по живому цепким коготком и смотреть на реакцию: обычная привычка урлы — слово за слово выяснять, кто перед тобой.
— А ты где прятался, когда я пришел? — спросил он.
— Я тебя не увидел. Ты незаметный, — ответил я, встал и, тихо отодвинув бокал, ушел на свое обычное место.
Это деревянная стойка у входа в клуб; слева стеклянная дверь на улицу, справа стеклянная дверь в помещение клуба. За стойкой две высокие табуретки. На одной сижу я, Захар меня зовут, на второй мой напарник, его зовут Сема, но я называю его Молоток, потому что у него замечательная фамилия Молотилов.
В отличие от меня он не курит и никогда не пьет спиртного. Еще он килограммов на сорок тяжелее меня. Он умеет бить, скажем, в грудь или в живот человеку так, что раздается звук, словно от удара в подушку. Глухое, но сочное «быш!», «быш!». Я так не могу.
Уверен, что Молоток сильнее, чем я, но почему-то он считает меня за старшего.
У него всегда хорошее настроение.
Он вошел с неизменной улыбкой, с вечернего, последождевого холодка, похрустывая курткой, потоптывая ботинками, весь такой замечательный и надежный, рукопожатие в четыре атмосферы, сумка с бутербродами на плече. Ему все время надо питаться.
И сам он выполнен просто и честно, как хороший бутерброд, никаких отвлеченных мыслей, никакой хандры. Разговор начнет с того, что на улице похолодало, потом спросит, не пришел ли Лев Борисыч — хозяин клуба, следом расскажет, какой сегодня вес взял, выполняя жим лежа.
— Что это за черт сидит? — спросил Сема, кивнув на позера.
Я пожал плечами. Про Вадика рассказывать не хотелось.
Начали подходить первые посетители. Деловитые молодые люди, строгие бледные девушки: привычная ночная публика, все еще трезвые и вполне приличные.
Едва ли кто-то из них может нас всерьез огорчить. Молодые люди слишком твердо несут на лицах выражение уверенности — но это как раз и успокаивало. Чтобы обыграть их, достаточно поколебать на секунду их уверенность.
Здесь вообще надо работать предельно быстро и агрессивно. Драка начинается с резкого шума: что-то громко падает, стол, стул, посуда, иногда все это разом. Мы срываемся на шум. Сема всегда работает молча, я могу прокричать что-нибудь злое, «Сидеть всем!» например, хотя сидеть вовсе не обязательно и, может быть, даже лучше встать.
Цепляем самых шумных и — вышибаем. За двери.
Эти секунды по дороге от места драки к дверям — самые важные в нашей работе. Здесь необходим злой натиск. Человек должен понять, что его буквально вынесли из кафе — и при этом ни разу не ударили. Он теряет уверенность, но не успевает разозлиться. Если мы его ударим — он вправе обидеться, попытаться ударить в ответ. Влипнуть в драку с посетителями — пошлое дилетантство. Мы стараемся этого себе не позволять, хотя не всегда получается, конечно.
Я слышал, что в соседних клубах были ситуации, когда злые пьяные компании гасили охрану, изгоняли вышибал с разбитыми лицами на улицу. Я бы очень тосковал, когда б со мной случилось такое.
Но, признаться, в этом нет ничего удивительного: на всякого вышибалу обязательно найдется зверь, который и сильней, и упрямей; тем более если этих зверей — несколько.
А нас с Молотком — двое. На такой клуб и четверых мало, но Лев Борисыч, наш, я говорил уже, хозяин, бесподобно экономен.
Молодые люди показывали нам билеты — синие полоски бумаги с оттиском печати и ценой. Сема масляными глазами косил на девушек.
Как всегда стремительно вошел, легко пронося огромный живот, Лев Борисыч; еле заметно кивнул нам, рта для приветствия не раскрывая.
Молоток поздоровался с ним, безо всякого, впрочем, подобострастия — он вообще приветливый.
Я смолчал, даже не кивнул в ответ. Лев Борисыч все равно так быстро проходит, что я вполне могу поздороваться с ним, когда он меня уже не видит, открывая дверь в помещение клуба. Вот пусть он думает, что все именно так и обстоит: передо мной давно машет стеклянным туловом увесистая дверь, с трудом разгоняя тяжелый запах одеколона хозяина, а я еще произношу свое «...аствуйте... ысович!..».
Куда он спешит, никак не пойму. Всю ночь будет сидеть в кабинете с чашкой кофе, изредка пробираясь в конторку билетера, подсчитывая прибыль и выглядывая на улицу: кто там еще подъехал? Неужели для столь важных занятий нужно так торопиться?
Иногда Лев Борисыч выходит в зал, стараясь быть как можно незаметнее, и, если начинается драка, он исчезает беспримерно быстро. Зато он знает обо всем, что происходит в клубе, например, сколько я выпиваю кружек пива за ночь или сколько воруют бармены за тот же промежуток времени, — и не выгоняет барменов ежедневно, потому что новые тоже будут воровать. Впрочем, штат все равно меняется постоянно, только нас с Молотком не трогают. Может, оттого, что мы и не держимся особенно за эту работу, а может, потому, что мы еще ни разу не облажались.
Я так давно обитаю в ночном клубе, что забыл о существовании иных людей, помимо наших посетителей, таксистов, нескольких бандитов, нескольких десятков придурков, выдающих себя за бандитов, проституток и просто беспутных шалав.
Несмотря на то что эту публику приходится наблюдать еженочно, я представления не имею, чем они занимаются, откуда берут деньги. Ну, с проститутками и таксистами все более-менее ясно, а остальные? Я здесь работаю каждый день, но пить сюда не приду ни за что: в клубе за пятнадцать минут можно оставить столько, сколько мне хватит на неделю житья. Взяли бы они меня к себе, эти щедрые люди, я бы их охранял за дополнительную плату, мне все равно. И Семе. Какое нам дело до вас.
А вот им до нас очень часто дело. Многие как думают: вышибала, он для того и создан, чтобы помериться с ним силой и дурью. Главное — набраться всерьез и потом идти к нам в фойе: «А чего мы так смотрим? Хотим меня вышибить? А я с друзьями...»
Но и эти, конечно, не самые проблемные клиенты.
Проблемы могут быть вот с теми, что мимо нас с Молотком сейчас прошли.
Пять человек, в дверь только бочком, плечи, большие руки и ленивое спокойствие на лицах. Они нас даже не заметили — это всегда и напрягает.
Одеты в куртки и легкие свитерки — и при этом, говорю, плечи. У меня тоже плечи, но на мне два свитера и «комок», оттого и плечи. Молоток покрупнее, конечно, но и он не конкурент им. Он даже не стесняется в этом признаться:
— Видел?
И головой покачивает.
Молоток, конечно, не испугается и будет стоять до последнего, если что. Но шансы-то, шансы — никакие, да.
Мы с Молотком называем их «серьезные люди».
