— В другой раз, Рубчик, — отозвался братик. — Дави уже на педаль, так и будешь на нейтралке до самой деревни катиться?
Раздосадованный Рубчик двинул рычагом, дал по газам и вскоре разогнался под сто пятьдесят.
Мы пролетели поворот на проселочную, сдали задом по обочине и покатили по колдобинам в деревню.
— Ага, мы почти уже дома... Сюда, Рубчик, налево, — показывал братик.
Рубчик озадаченно разглядывал окрестности. Деревня кривилась заборами, цвела лопухами, размахивала вывешенным на веревки бельем.
— А что, тут телок нет совсем? — спросил Рубчик.
— Порезали всех, — ответил братик.
— В смысле?
— На зиму коров оставляют, телок режут по осени, продают.
— Да пошел ты.
— Тормози, приехали. Вон стоит наша красотка. Запомни, Рубчик, эту минуту. Так начинался большой бизнес, сделавший нас самыми богатыми людьми в городе.
Белолобый, в обильных родинках продавец для такого важного случая принарядился и вышел из дома в пиджаке, который, видимо, надевал последний раз на выпускном. На ногах, впрочем, были калоши.
Братик воззрился на продавца иронично и глазами перебегал с одной родинки на другую, словно пересчитывая их. Казалось, что от волнения у продавца появилось на лице несколько новых родинок.
— Эко тебя... вызвездило, — сказал братик.
— А? — сказал продавец.
— Считай, — сказал братик и передал деньги.
Рубчик в это время мечтательно обходил «копейку», и было видно, что с каждым кругом она нравится ему все больше.
Поглаживая ее ладонью по капоту и постукивая носком ботинка по колесам, Рубчик улыбался.
Продавец все время путался в пересчете денег и переступал с ноги на ногу, торопливо мусоля купюры. Потом убрал их в карман.
— Чего ты убрал? — спросил братик. — Все правильно?
— Все правильно, — быстро ответил продавец. И добавил: — Дома пересчитаю.
Он смотрел куда-то поверх братика и делал странные движения лицом, отчего казалось, что родинки на его лбу и щеках перебегают с места на место.
Братик обернулся. Ко двору шли несколько парней, числом пять, нарочито неспешных и старательно настраивающих себя на суровый лад.
Рубчик по-прежнему улыбался и выглядел так, словно рад был грядущему знакомству, хотя мне казалось, что для веселья нет ни одной причины.
Подходящие начали подавать голоса еще издалека. Всевозможными междометиями они приветствовали продавца «копейки», но тот не отзывался.
— Ключи дай, — сказал братик спокойно. Он всегда быстро соображал.
— А? — спросил белолобый.
— Ключи. От машины. Дай. — И протянул ладонь.
В нее легли нагретые обильно вспотевшей рукой белолобого ключи.
Братик, по всей видимости, осознавал, что мы сейчас можем легко свалить, оставив белолобого разбираться с деревенской братвой, — но так вот сразу, после покупки, бросать продавца ему, видимо, не желалось.
Не по-людски это.
И мы дождались, когда гости подошли и встали полукругом — руки в карманах телогреек, телогрейки надеты либо на голое тело, либо на грязную майку. Август был, я же говорю.
Рубчик вытащил из кармана коробок спичек и подошел к нам, оставив «копейку». Я знал, зачем он вытаскивает коробок, я уже видел этот номер. Он сейчас будет им тихонько трясти и поглаживать его в своих заскорузлых пальцах, а потом, в какой-то момент, легким, не пугающим движением подбросит вверх. Пока стоящий напротив него будет сопровождать глазами полет коробка, ему в челюсть влетит маленький, но очень твердый кулак Рубчика.
Рубчик мог бы еще после этого фокуса поймать коробок, но он не любит дешевых эффектов.
— Ну что, лобан, созрел? — спросили пришедшие нашего продавца, с напряженным интересом оглядевая нас и машину Рубчика.
Братик убрал ключи в карман. Рубчик достал спичку и стал ее жевать.
— Оглох, что ли, лобан? — спросили белолобого, и тот раскрыл безвольный рот, не в силах издать и звука.
— А что за проблема, парни? — спросил братик миролюбиво.
— Это же не твоя проблема, — ответил ему один из пришедших, но согласия в их рядах не было, и одновременно в разговор вступил второй:
— Ты деньги привез за тачку? Отдашь их нам. Лобан нам должен.
— Всем, что ли, поровну раздать? — спросил братик наивно.
— Нет, только мне, — ответил один из пятерых.
— Много тебе он должен?
— С-с... Семь штук, — помявшись, уточнили братику.
Отвечавший был рыж, кривоног и, по-видимому, глуп.
Рубчик тихонько тряс коробком и все пытался заглянуть братику в лицо, чтобы понять: пора или еще не пора. Братик приметил беспокойство товарища и неприметно кивнул: стой пока, не дергайся.
— Давайте, парни, все по справедляку разрешим, — сказал братик пришедшему забрать должок. — Я за лобана говорю, ты — за себя. Годится?
— Лобан сам умеет разговаривать, — не согласился кто-то.
— Но деньги-то пока у меня, — соврал братик. — И сейчас я имею дело с лобаном. Значит, я могу выслушать, что вы ему предъявите, и решить: отдать вам деньги или нет. Ты ведь не против, лобан, если я выслушаю парней?
Белолобый кивнул так сильно, что родинки на его лице едва не осыпались на траву.
— Рисуйте ситуацию, парни, мы слушаем внимательно, — заключил братик.
— Он мою козу задавил, — сразу выпалил рыжий в ответ.
— Реально, — ответил братик, голос его чуть дрогнул от близкой улыбки, но в последний момент он улыбку припрятал. — У тебя коза есть?
— У бабки. — Собеседник братика отвечал быстро, и эта поспешность сразу выдавала его слабость.
— Погибла коза? — спросил братик.
— Нет, нога сломалась.
— Понял, — сказал братик.
Я с трудом сдерживал смех.
— И нога козы стоит семь штук? — спросил братик.
— Семь штук, — повторил за ним рыжий все так же поспешно.
Братик кивнул и помолчал.
— А теперь ты мне обоснуй, — попросил он. — Отчего это стоит семь штук?
— В смысле? — тряхнул грязным рыжим вихром его собеседник.
— Почему твоя предъява тянет на семь штук? Кто так решил? Ты так решил?
— Я... — уже медленнее отвечали братику.
— А почему семь? Почему не пять? Почему не девять тысяч? А? Почему не шесть тысяч триста сорок один рубль двадцать копеек?
Братик умел искренне раздражаться от человеческой глупости и смотреть при этом бешеными глазами.
