— Ты не знаешь, что любую предъяву надо обосновать? — спрашивал он. — Тебе никто этого не говорил? А? Или ты не знаешь, что бывает за необоснованные предъявы?
— Почему я должен обосновать? — ответили братику, и тут братик наконец засмеялся.
— Мне нечего тебе сказать больше, — сказал он с дистиллированным пацанским презрением.
В рядах наших гостей произошло странное движение, будто каждый из них искал себе опору в соседе, а сосед тем временем сам чувствовал некую шаткость. Разговаривать им, видимо, расхотелось; время для начала драки показалось потерянным, и уходить молча было совсем западло.
— Лобан, мы потом к тебе зайдем, — как мог спас кто-то из них отступление.
И они ушли.
Братик сразу забыл о них, лишь спросил спустя минуту:
— А ты зачем козу задавил, лобан?
— Так у меня тормоза не работают... — Белолобый хотел было сопроводить рассказ подробностями, но братик его уже не слушал.
— Понял, Рубчик? — обратился он к товарищу. — Поедем медленно, двадцать кэмэ в час. А лучше — десять.
— Базара нет, — ответил Рубчик, прилаживая трос.
Братик уселся в «копейку», я прыгнул к нему на переднее сиденье, мы тронулись.
Белолобый провожал нас, стоя у порога, нежный и благодарный. Мы посигналили ему напоследок. Он, кажется, хотел махнуть нам рукой, но рука сжимала в кармане деньги, и поэтому белолобый лишь дрогнул плечом.
Дорога к трассе шла вверх, и Рубчик бодро тянул нас по августовской пыли. Трос был натянут, как жила; с дороги шумно, но медленно разбегались гуси и тихо, но поспешно — куры.
Вырулив на трассу, Рубчик сразу вдарил по газам, и «копейка» загрохотала, рискуя осыпаться. Братик стукнул раздраженным кулаком по сигналу, чтобы дать товарищу понять его неправоту, но еще семь минут назад подававшая голос машина на этот раз смолчала. Сигнал больше не работал.
— Рубчик! — заорал братик, мигая фарами «копейки», но его, естественно, никто не слышал и не видел.
Братик попытался левой рукой приоткрыть окно, но ручка крутилась вхолостую: стекло не опускалось.
Тем временем я, в ужасе глядя на провисающий трос и несущуюся перед нами машину, которую мы ежесекундно рисковали настигнуть, набирал номер Рубчика на мобиле. Пальцы прыгали и не попадали в кнопки. Спустя минуту все-таки дозвонился. Братик выхватил у меня телефон и стремительно сообщил Рубчику ряд назревших возражений.
На взгорке Рубчик сбавил скорость, и мы поехали тише и медленнее. Братик все еще ругался, но тоже тише, тоже медленнее.
Мы закурили, братик еще раз попытался опустить стекло, ничего не вышло, полез в пепельницу, но она выпала целиком, осыпав рычаг переключения скоростей пеплом и скрюченными бычками сигарет без фильтра.
Рубчик тем временем увидел некую, ясную лишь ему одному цель и чуть поддал газку и парку.
— Вот чудило, — сказал братик, и я снова начал набирать Рубчика. Уже справившись с набором и слушая медленные, нежные гудки, я увидел, куда так стремился наш товарищ: на дороге стояли плечевые, все те же самые. Одна — повернувшись к нам спиной. Вторая, напротив, лицом: отставив ножку, она с любопытством всматривалась в летящую к ней машину, за лобовухой которой расплывался в безмерно ласковой улыбке Рубчик.
— Рубчик, ты чего? — успел выдохнуть братик, когда его товарищ резко дал по тормозам возле плечевых.
Со смачным железным чмоком мы влепились в зад вставшей машины.
— Суки! — услышал я, выскакивая из «копейки», голос Рубчика. — Суки драные! Проститутки!
Рубчик уже вылетел на улицу и дикими глазами озирал результаты своей остановки.
— Какого ляда вы тут стоите, прошмандовки? — верещал он, и руки его суетливо искали предмет, которым можно было бы жестоко и с оттягом наказать двух беспутных девок, совративших его с прямого асфальтового пути.
Не найдя ни ремня, ни крепкого дрына, раскинув злые ладони в стороны, Рубчик кинулся к девкам, но те оказались понятливы и быстры. Пробежав за ними метров десять, Рубчик махнул рукой и вернулся к машинам.
Братик дал задний ход, снова вышел из «копейки», и минуту мы стояли опечаленные, перекуривая, глядя на результаты первой части поездки.
Отдышавшись, отругавшись и отплевавшись, мы снова загрузились в машины.
— Лучше бы мы бабки отдали этим коблам и уехали без тачки, — сказал Рубчик. — Дешевле бы обошлось.
Он, впрочем, говорил это без злобы и почти уже улыбаясь.
Метрах в ста от нас плечевых подсадили в кабину фуры, и, когда она, набирая скорость, дымила мимо, Рубчик, высунувшись наглой башкой в окно, успел пожелать шалавам, чтоб их сделали вот так и вот эдак, и еще через эдак поперек, а после залили в местах потребления соляркой и тосолом.
Водитель фуры тормознул, показалась чумазая рожа и спросила: о чем шум?
— Езжай давай, — сказал ему Рубчик и сам тронулся. И мы за ним, куда деваться.
Дорога была пуста, только изредка кто-то пролетал по встречке.
До города оставалось недалеко, но теперь мы береглись и еле двигались. Если что — братик тормозил, переключая скорость, да и трос позволял маневрировать, когда мы принимали то влево от побитого зада машины Рубчика, то, значит, вправо.
Завидев в белой дымке родной город, Рубчик, верно, опять забылся, да и прискучило ему катить медленно: подобной езды он не позволял себе ранее никогда. Колеса завертелись, пейзаж заторопился мимо, «копейка» загрохотала костями, пепельница задребезжала.
— Давай звони ему, — сказал братик, иногда рефлекторно выдавливая педаль тормоза, никак не отзывавшуюся на давление.
На очередном вираже раскрылся черный зев бардачка, оттуда посыпались обильные гаечные ключи, изоленты, наждачная бумага... От перепуга я выронил телефон.
Нехорошо ругаясь, мы подъезжали к перекрестку: братик, вцепившийся в руль, и я, судорожно ковырявшийся в барахле на половичке в поисках телефона, — когда нас обогнала новая «девятка» и неожиданно встала впереди, пропуская грузовик, мчавший по главной нам наперерез. Рубчик, взвизгнув тормозами, резко вырулил вправо, ну и братик тоже, избегая повторного удара в тыл товарищу, принял еще правее, на обочину, плавно переходящую в овраг.
— Ру-у-убчик! — успел весело крикнуть братик в ту секунду, когда машины наши поравнялись. Рубчик смотрел на нас, улыбаясь, а мы смотрели на Рубчика восхищенно.
Свободный трос кончился, наша «копейка» рванула машину Рубчика на себя, и дальше мы ничего не видели, сделав по дороге в овраг два, с хряком, рыком и взвизгом, переворота.
Перед глазами мелькнули кусты, небо, кусты, небо, трава, много зеленого, желтого, розового цвета.
С жутким дребезгом «копейка» взгромоздилась на крышу, и секундой позже в двух метрах от нас на обочину пала иномарка Рубчика.
