Филя, получив команду, дважды обегает вокруг самой большой лужи, но в воду, конечно, не лезет.
Прижимаюсь спиной к дереву, поглядывая то на саперов, то в сторону «хрущёвок».
«Что я буду делать, если сейчас начнут стрелять?…
…Лягу около дерева…»
Дальше не думаю. Не думается.
Один из сапёров, подозвав Скворца, отдаёт ему свои веревки и крюки, и, шёпотом выругавшись, медленно вступает в лужу.
Внимательно смотрю на происходящее. Ей-богу, это забавляет.
Сапёр ходит по луже, нагоняя мягкие волны.
Тихонько передвигаюсь, прячусь за дерево.
Сделав несколько кругов по луже, сапёр, хлюпая ботинками, выходит из воды, и вступает в следующую лужу.
Касаюсь ладонью ствола дерева, чуть поглаживаю, поцарапываю его.
Слабо веет растревоженной корой.
Пацаны стоят возле деревьев, словно пристывшие.
Сапёры, еле слышно плеская густо-грязной водой, ходят в темноте по лужам, как тихо помешенные мороки.
Противотанковые мины таким вот образом, - шляясь по лужам, - найти можно, и они не взорвутся: вес человека слишком мал. Что касается противопехотных мин, то даже не знаю, что по этому поводу думают сапёры. Наверное, стараются не думать.
Мы уходим всё дальше от ворот школы, и с каждым шагом становится жутче. Может быть, мы все передвигаемся в пределах прицелов людей, с удивлением наблюдающих за нами?
Последние лужи возле начинающегося асфальта, сапёры осматривают спешно, несколько нервозно.
- Всё! - говорит кто-то из них, и мы спешно возвращаемся.
Скрипят ворота, шмыгаем в проём. Переводим дух, улыбаясь. Тискаем очень довольного Филю.
Блаженно выкуриваем в школе по сигарете. Пацаны уже поднялись и собираются.
Переталкиваясь, получаем пищу, завтракаем.
Подтягиваем берцы и разгрузки. Чёрная метка подгоняет нас.
Плохиш, похожий одновременно на бодрого пенсионера и на третьеклассника-второгодника, сидя на лавочке у школы, дурит.
- Саня! - зовёт он выходящего Скворцова. - Может, исповедуешься Монаху?
- Я безгрешен, - буркает Скворец.
- Ну, конечно… - строго смотрит Плохиш, - а кто рукоблудием ночью занимался? Ну-ка быстро руки покажи!
- Да пошёл ты…
- Ладно, брат, до встречи! - примирительно говорит Плохиш.
Следом за Саней выходит Дима Астахов.
- До встречи, брат! - говорит Плохиш и ему.
За Димкой топают братья - близнецы Чертковы - Степан и Валентин.
- Давайте, братки, аккуратней. Смотрите, не перепутайтесь…
- Берегите спирт, дядя Юр! - напутствует Плохиш и нашему доктору, и всем идущим за ним говорит, улыбаясь. - До встречи! До свидания, братки!… А ты, Семёныч - прощай…
- Тьфу, дурак! - говорит Семёныч без особого зла и три раза плюет через плечо.
…Машины прогревают моторы, водители суетятся, поправляют броники, висящие на дверях.
Наши пацаны рассаживаются по одному в кабины, оставшиеся - на броню пригнанных БТРов.
Выбираю себе место на броне ровно посередине, спиной к башне.
«Если расположиться полулежа, то сидящие с боков в случае чего прикроют меня», - цинично думаю я.
Приходит Шея, сгоняет меня, усаживается на моё место. Огрызаясь, перемещаюсь к краю.
Солнышко начинает пригревать, хорошее такое солнышко.
Семёныч лезет на наш БТР, мы пойдем замыкающими.
На первом БТРе сидит Чёрная метка, его, как выяснилось, Андрей Георгиевич зовут, смотрит на пацанов внимательно.
Открываются ворота, бойцы, стоящие на воротах, салютуют нам, нежно ухмыляясь. Урча, выползает первый БТР, следом выруливают машины. Мягко ухая в лужи, колонна выбирается на трассу…
Я уже люблю этот город. Не видел более красивых городов, чем Грозный.
«Первые руины третьей мировой источают тепло…» - констатирую я, впав в лирическое замешательство. Птиц в самом городе нет. Наверное, здесь очень чистые памятники. Если они ещё остались.
Ближе к выезду из Грозного начинаются сельские постройки. За деревянными, некрашенными заборами стоят деревья, подрагивают ветки. Как интересно чувствуют себя деревья во время войны?
Задумываюсь о чём-то… Прихожу в себя, обнаружив, что я неотрывно смотрю на Монаха, сидящего неподалеку. Так неприятно, что он едет с нами!… Вот Саня Скворец рядом, это хорошо. Андрюха-Конь держит в лапах пулемёт. Женя Кизяков, Стёпка Чертков - один из братьев-близнецов (Шея до сих пор Степку путает с Валькой, поэтому отправил Валю в кабину одной из машин), Слава Тельман - охранник Семёныча, Кеша Фистов косит себе, Дима Астахов «Муху» гладит… все такие родные. Семёныч опять же, доктор дядя Юра… и тут Монах. По кой хрен он поехал в командировку?
«А чего я взъелся на него?» - думаю тут же.
«Может, он… может, он меня от смерти спасёт», - думаю… Ну чего я ещё могу подумать.
Трасса лежит посреди полей. Поля вызывают умиротворенные чувства - здесь негде спрятаться тем, кому вздумалось бы стрелять в нас.
Какое-то время я смотрю на одинокое дерево посреди поля, почему-то мне кажется, что там, на дереве, сидит снайпер. Пытаюсь его высмотреть.
«Что за дурь, - смеюсь про себя, - Так вот он и сидит в чистом поле на дереве, как Соловей-разбойник…»
Хочу прикурить, но колонна идет быстро, ветер тушит первую спичку, и я откладываю перекур на потом.
Поля сменяются холмами. Мы выезжаем на мост.
- Это Терек? - спрашивает у Хасана Женя Кизяков.
- Сунжа, - отвечает Хасан. - Терек далеко, - и неопределенно машет рукой.
Сунжа медленно и мутно течет. До воды не доплюнуть. Повертев слюну во рту, сплёвываю на дорогу. Плевок уносит ветром.
«Ещё будет высыхать моя слюна на дороге, а я уже буду мёртв и холоден», - думаю я. Постоянно такие глупости приходят в голову. Неприятно дёргаюсь от своих размышлений, хочется провести рукой по голове, по лицу, как-то смахнуть эту ересь… Морщу лоб, хочу ещё раз плюнуть, но передумываю.
Солнце стоит слева. Кончается асфальт, начинается пыльная просёлочная дорога, выложенная по краям щебнем.
Скворец толкает меня в плечо: впереди горы. Надвигаются на нас, смурных, поглаживающих оружие. Даже не горы, а очень большие холмы, жухлой травкой покрытые.
Наверху одного из холмов вырыты окопы, они видны отсюда, с дороги. Кто вырыл их? Наши, чичи? Для чего? Чтобы контролировать дорогу, наверное. Все эти вопросы могут свестись к одному: был ли здесь бой, убивали ли здесь людей, вот из тех, видных нам окопов, - таких же людей, как мы, так же проезжавших мимо.
