Все сидят молча.
Смотрю на улицу, вижу кабину машины, шедшей за нами, лицо шофера. Не могу понять его настроения, черты лица шофера расплываются.
Зато появляется лицо Семёныча - он подошел к борту нашего кузова, заглядывает внутрь, командирским чутьём, нюхом оценивая состояние коллектива.
- Разомните косточки, ребятки… - говорит Куцый, видимо, оценивший наше состояние, как нормальное.
Все с готовностью вскакивают с мест, и поэтому долго приходится стоять, согнувшись, дожидаясь, пока ближние к краю, спрыгнут с машины; карманы разгрузки, отягощенные гранатами, тяжело свисают, мышцы спины и шея начинают ныть. Наконец, подходит моя очередь.
Спрыгиваю, не очень удачно, потому что приземляюсь на пятки («чему тебя учили?» - злюсь), боль бьёт в мозг, и теряется в нем.
Осматриваюсь по сторонам. Бродят люди, каждый о своём молится. Вижу нескольких мужиков в танкистской форме, а где танки? а вот стоят…
Холмистая местность, никаких признаков жилья. Быть может, за тем холмом?
- За тем холмом… - доносится до меня обрывок разговора.
Я оборачиваюсь. Стоят: Чёрная метка, Семёныч и танкист без знаков отличия, но сразу видно - служивый никак не меньше капитана. Вояка указывает на холм рукой.
Мне по-детски хочется их подслушать. Мне кажется, они говорят друг другу правду, какую нам постесняются сказать. Что-то вроде: «пятью-шестью бойцами придется пожертвовать, но что делать…»
Но я не двигаюсь с места. Даже отворачиваюсь от командиров.
Семёныч объявляет построение.
- Вот за тем холмом находится село… Совершаем марш-бросок. Рассредоточиваемся на холме, у взгорья, выше не забираемся, не светимся. Как только мы достигнем обозначенного рубежа, двинутся танки, в объезд холма. Дожидаемся, когда они выйдут напрямую, и делаем рывок следом. До села триста или чуть более метров.
«А почему сначала мы побежим, а танки потом? - думаю я, - Танки быстро пойдут, и мы за ними не поспеем - километра полтора жилы рвать, поэтому - сначала мы. - отвечаю сам себе, - Тем более, что они верх не полезут, а за ними бежать - круг давать… На полянке же наши чудо-машины в полный дух попрут. И мы за ними. Остается только уповать, что бы танки не разбудили чичей, пока не выйдут на прямую. Если чичи, конечно, уже не проснулись. Наверняка, уже проснулись. И ещё вчера вечером пристрелялись к полянке. И мин там наставили. Бляха-муха, какой ужас… Может, разбежаться и вдариться головой о кузов? Потом скажу, что у меня было минутное помешательство…»
- В нескольких, предположительно четырёх ближних к поляне домах и амбарах располагаются боевики, - продолжает Семёныч, - Возможно, они есть и в селе, но в селе есть и мирные люди, поэтому…
- Поэтому просьба действовать аккуратно, - вставляет Чёрная метка.
- Щас, нахуй, «аккуратно», - передразнивает его шепотом Астахов, - надо было с вертушек разхерачить это село…
- Что мы, пехота? - буркает кто-то недовольно неподалёку от меня.
- А что, спецназ? - спрашивает Астахов.
- Да, спецназ.
- Хотел, чтобы солдатики село взяли, а ты там зачисткой занимался? - зло говорит Астахов.
- Разговорчики, - обрываю я парней.
- При подходе, если не начнётся бой, блокируем дворы, где предположительно находятся боевики, и дальше по обстоятельствам. Если бой начнётся раньше, окапываемся, подавляем огневые точки противника. Повторяю самое главное: поддерживать связь, командирам слушать рацию, бойцам слушать командиров - это раз. Идя за техникой, не кучкуемся - это два. Окапываться резво, чем глубже закопаемся, тем лучше.
- Может быть, лучше подкоп под село сделать? - говорит Язва тихо. - Вылезем как кроты из подпола… «А вот и мы!»
- Выходим через пять минут, - заканчивает Семёныч.
Пацаны вяло расходятся.
- Сергей! - говорит Язва, столкнувшись лицом к лицу с Монахом.
- Чего? - отзывается Монах неприязненно.
- Держи хуй бодрей, - зло отвечает Язва.
«Помолиться, что ли? - думаю. - Ни одной молитвы не знаю. Господи-господи-господи-господи…»
Подхожу к машине, прислоняюсь плечом к борту. Хочется лечь. Внутренности уже высосаны, пустое нутро ноет, где-то на дне живота как холодец подрагивает недоеденный пауком, отвалившийся откуда-то ломоть мяса.
«Моё тело, славное моё тело…» - я пытаюсь почувствовать свои руки, и сначала чувствую автомат, его холод, а потом, кажется, ещё более холодные свои пальцы; ещё я хочу почувствовать свою кожу, свои соски, и узнаю их, болезненные, сморщенные как у старика, потеревшись о тельник.
«…моё тело…» - ещё раз повторяю я.
Пытаюсь согнуть и разогнуть пальцы; окоченелые, они не поддаются.
- Егор, строй своих.
«Чей это голос? Кажется, взводный что-то сказал…»
Выискиваю взглядом Кизю… Монаха… Стёпку Черткова… Скворца… Андрюха-Конь стоит, расставив ноги, держит пулемет наперевес…
«Надо же, я ещё людей узнаю…» - удивляюсь я.
Открываю рот, хочу что-то сказать, но раздается нечленораздельный, сипло-писклявый звук. Оборачиваюсь по сторонам: не заметил, не услышал ли кто…
Говорю несколько слов шепотом: «Е-гор… из-за леса, из-за гор… Егор… едет дедушка Егор… сам на коровке… детки на лошадках… внучки на козлятах… а жена на сивом мерине…». Нет, дар речи меня ещё не покинул.
- Строимся, братцы!
До того, как мы взберёмся на холм, нас, наверное, не убьют.
Построившись - повзводно и с интервалом, топчемся нерешительно.
- С Богом, родные… - говорит Семёныч по рации.
Хватаю ртом воздух, ноги уже бегут, легко бежать, кажется, толкнусь сейчас и взлечу… Рассыпаемся по взгорью, интервал пять-семь метров. Бегу первым. Пацаны чуть поодаль. Слышится топот и мерная тряска чего-то железного в карманах.
В голове ни одной мысли. На голове шапочка, в руках автомат. Всё на месте.
Подъем становится круче, сбавляем ход.
Ещё десять шагов, ещё пятнадцать, ещё пять… Так бы и взбираться на этот холм бесконечно.
«Сейчас выползем на верх, а там - море… И в море - Дашенька», - неожиданно проносится в голове, как спугнутая птица, одна мысль.
- Стоп! - глухо говорит Шея.
Падаем на землю: ноги расставлены широко, левая рука, присогнутая в локте, выбрасывается вперед, в правой - ствол; при паденье основной упор приходится на левую руку.
Семёныч, Шея и Столяр уползают выше, у всех троих бинокли. Замечаю, что они ползут к нескольким людям, уже пришедшим и разместившимся на холме до нас.
«Разведка, смотри-ка ты…»
Позади раздается ровное, мощное гуденье.
