Семёныч забрасывает на плечо Шею, Кизя - Тельмана, и отбегают от дома. За нашими спинами стоят несколько тонких деревьев. Раненых (я уверен, что парни просто ранены) несут к деревьям.
Семёныч вызывает наши машины, - в динамике рации слышен его злой, хриплый голос.
Я весь дрожу. Прятаться нам негде. Все мы находимся прямо напротив дома, на лужайке, как объевшиеся дурной травы бараны.
Косте Столяру и кому-то из его отделения чуть более повезло - парни расположилось за постройками справа от дома, напротив двери. Туда же, по отмашке Семёныча бежит Андрюха-Конь с пулеметом.
«Бляха-муха, мы что так и будем тут сидеть?» - думаю я, безостановочно стреляя. Раздается сухой щелчок: патроны в рожке кончились. Переворачиваю связанные валетом рожки, вставляю второй, полный. Снова даю длинные очереди, не в силах отпустить спусковой крючок.
«Скорей бы все это кончилось! Скорей бы все это кончилось!» - повторяю я беспрестанно.
Это какой-то пьяный кошмар - сидим на корячках и стреляем. Никто не двигается с места, не меняет позиции.
Может, окопаться?…никто не окапывается. Но я же командир! Сейчас прикажу всем окапываться и первым зароюсь!
Какой я, на хер, «командир»! Сейчас Семёныч что-нибудь придумает…
Плюхаюсь на землю, вцепляюсь в автомат. Кажется, что если я перестану стрелять, меня сразу убьют.
«Вот она, моя смерть!» - пульсирует во мне.
Осознание этого занимает все пространство в моей голове.
Подъезжают «козелки», встают поодаль, водители сразу выскакивают и ложатся у колёс, под машины.
Я кошусь на раненых, вижу суетящегося возле них дока - дядю Юру.
Шея лежит на спине, и я, мельком увидев его, понимаю, что он умер, он мёртв, мёртв. Глаза его открыты.
- У нас два «двухсотых»! - слышу я голос Семёныча в рации. - Необходимо подкрепление! Пару «коробочек»!
Автомат опять замолкает. Снимаю рожок, извлекаю танцующими руками из разгрузки ещё одну пару рожков, соединенных синей изолентой. Присоединяю, досылаю патрон в патронник. Жадно глядя на окна, даю очередь. Чувствую, что попадаю. Не снимая указательного пальца правой руки со спускового крючка, левой рукой беру с земли пустые рожки и сую их за пазуху, под куртку.
Мельком оглядываю пацанов, вижу Кизю с алюминиевыми щеками и тонкими губами, бледного Скворца, Монаха с вытянутым удивлённым лицом, Андрюху-Коня… Все безостановочно стреляют.
Кажется, что мы сейчас забьём, заполним весь этот домик свинцом.
Явственно мелькает в окне мелко дрожащий автомат, - возникает ощущенье, что я кручусь на Чёртовом колесе, и моя кабинка резко падает вниз: что-то падает на дно желудка, и одновременно давит на виски изнутри.
Ни одна пуля в меня не попадала, с удивлением замечаю я.
Давление в висках не отступает.
Автомат показывается ещё раз - в одном окне, и тут же в другом.
«Сука! Сука! Сука! - повторяю я жалобно, стреляя. - Ну, заткнись же ты, сука!»
Трогается один из «козелков», уезжает. Наверное, парней, Шею и Тельмана, загрузили.
«Сейчас и тебя загрузят… Дохлого…»
Тошнит от ужаса.
«Неужели мы ещё никого не убили?»
Вновь меняю рожки. Вижу, как, невзирая на выстрелы, в окне дома, в полный рост появляется гологрудый, окровавленный, как мясник, чечен с автоматом. Он бьёт в нас, сжимая крепкими волосатыми руками автомат как щуку, - словно боясь, что подрагивающий холодным телом тонкий зубастый зверь выскочит.
Получив сильнейший разряд ужаса, усилием всех мышц тела, срываюсь с места, чувствуя спиной, как кусок земли, где я лежал, штопает из автомата стреляющий враг. Приземляюсь кое-как, на все конечности, тут же кувыркаюсь, с хрястом сталкиваюсь с Саней Скворцом лбами. Боковым зрением вижу, что чечен исчез из окна. Лежа на боку, стреляю.
Кизя палит из подствольника прямой наводкой в окно.
Оборачиваюсь назад, ищу глазами Семёныча - вижу, как его голову бинтует дядя Юра. Лицо Семёныча окровавлено. Морщась, он что-то говорит по рации. Я не слышу, что.
«Подползти бы, кинуть гранату в окно… Нет, свои же застрелят… И даже если не застрелят, очень страшно двигаться».
Перебегаю зачем-то вбок, усаживаюсь напротив угла дома.
Андрюха-Конь целенаправленно решетит дверь из пулемета.
«А они ведь могут убежать, выпрыгнув в окна с той стороны…» - думаю о стреляющих в нас. Очень хочется всех их убить.
Нет, не убегут. На другом углу лежит Валя Чертков, «держит» окна.
Костя Столяр сидит на корточках за сараюшкой, перезаряжает автомат, в ногах лежат в полиэтиленовом пакете патроны. Костя видит меня, кивает. Что-то падает рядом с ним, похожее на камень. Ищу глазами упавшее и вижу гранату подствольника, она сейчас разорвётся. Костя не успевает ничего сделать, не успевает отпрыгнуть. Согнувшись, он тыкается головой куда-то в расщелину сарая, отвернувшись к гранате задом, поджав ноги - мне кажется, что Костя бережёт яйца. Все это я увидел, откатываясь, и Костины движенья мелькали в моих глазах, как кадры бракованной кинопленки. Я ждал, что сейчас грохнет, ахнет взрыв, и… Но взрыва не было. Взрыва нет. Граната лежит и не разрывается.
Костя понимает это, оборачивается, хватает с земли оставленный рожок, делает движение, чтобы уйти и навстречу ему из двери делает шаг почему-то дымящийся чечен. В руках у него автомат. Он поводит автоматом, направляя ствол то на Андрюху-Коня, то на Костю. Андрюха-Конь не стреляет, он только что прекратил стрелять, он возится с лентой («Где его „второй номер“? - тоскливо подумал я»). Андрюха смотрит в упор на чечена не пытаясь спрятаться. Переворачиваясь, я лёг на автомат. Увидев чечена, я пытаюсь вырвать его из-под себя, но он зацепился за что-то затвором, за какой-то карман на разгрузке.
Я слышу выстрелы, - Костя вскинул «ствол» и трижды выстрелил в грудь чечену одиночными. Чечен спокойно упал. Мне кажется, что он притворяется. Я стреляю в упавшего.
Из двери выскакивает ещё один чеченец и бежит на Валю Черткова. Костя хочет выстрелить, подбить выбежавшего, но чечен уже подбежал к Вале, он рядом. Валя встаёт, выставляет навстречу чеченцу автомат, держа его как копьё, даже убрав палец со спускового крючка, - кажется, он решил проткнуть чеченца стволом. Он делает выпад в сторону подбежавшего, тот уворачивается, и ловко бьёт Валю в лицо прикладом. Валя падает, схватившись за лицо. Чеченец перемахивает через забор и бежит по саду. Никто не стреляет ему вслед, - и Андрюха-Конь и Костя палят в открытую дверь.
Зачем-то находящиеся в доме, выбрасывают из окна белую, грязную тряпку. В остервенении стреляю в это тряпье.
«Чего они задумали?»
В голове у меня путаются мысли о каких-то детских пеленках, может быть, они намекают, что у них дети в доме?
