– А откуда вы знаете про звук? Его тоже
увидели? – ехидно спросила я. – Вы там присутствовали в момент
несчастья? Ведь так? Зачем пошли в сад к Дане?
Расторгуева в растерянности плюхнулась на
диван. Потом вскочила, подбежала к стоящему на буфете телефону, быстро набрала
номер и велела:
– Иди сюда! Сам придумал, теперь и
расхлебывай!
Не прошло и пяти минут, как в избу Веры вошел
коренастый мужчина.
– Здрассти, – вежливо произнес
он. – Что случилось?
– Добрый вечер, господин
участковый, – холодно кивнула я.
– Зовите меня Глебом, – предложил
Грибков.
– Вера хочет сделать заявление, –
строго сообщила я.
– Неправда! – взвизгнула
тетка. – Молчу, как еж на поляне!
– Ладно, – незлобиво согласилась
я, – сама объясню. Расторгуеву надо арестовать.
– Этта почему? – нахмурился Грибков.
– Ложные показания, обман лица,
производящего дознание, с целью скрыть ценную для следствия информацию карается
лишением свободы сроком на десять лет с отбыванием наказания в колонии строгого
режима без права переписки и с конфискацией имущества, – оттарабанила я,
совершенно не опасаясь, что милиционер и Расторгуева упрекнут меня во вранье.
Вера не знает законов, Грибков, похоже, тоже не слишком юридически подкован.
– Ах ты, мент поганый! – кинулась на
Глеба Верка. – Кто мне велел глупость пороть? Кто со страху перед Наташкой
в штаны наложил? Обещал: «Сам оформлю случай. Никто не подкопается». И че? Она
говорит, из окна лишь елки видать, земли не различить!
– Тише, дура, – попытался купировать
скандал участковый, но лишь сильней раздразнил испуганную бабу.
– Ща я тебе морду-то расцарапаю! – в
ажиотаже пообещала Вера. – Объясняй потом Наташке, откуда отметины!
И, выставив вперед руки, она кинулась на
Глеба. Мы с Грибковым попытались скрутить тетку и в конце концов одержали над
ней верх. Победа досталась нам непросто, у Глеба Сергеевича под глазом начал
наливаться синяк, я лишилась нескольких прядей волос – рыхлая Вера в драке
продемонстрировала ярость тигрицы и недюжинную силу.
– Сука ты! – с отчаянием произнес
Глеб, трогая кожу под веком. – Чего я жене скажу?
– Правду. Как всегда, одну лишь
правду, – заржала Расторгуева. – Что мы трахались и я тебе пяткой по
рылу запузырила! Ты же любишь Камасутру, пузан хвостатый?
Неожиданно мне стало смешно. Оказывается,
Грибков местный мачо, этакий Казанова из Евстигнеевки. А Вера знает про
Камасутру! Хм, сексуальная революция добралась до российских деревень… Глебу
очень подходит прозвище «пузан хвостатый», хотя никакого атавистического
отростка у него явно нет. Думаю, если бы люди имели хвосты, Камасутра оказалась
бы на треть толще.
– Значит, вы любовники? –
констатировала я.
– Не надо столь резко
высказываться, – возразил Глеб. – Ну… так, проводим вместе время… Я
женат.
– Ха! – подскочила Вера. –
Трус! Ща все расскажу! Пущай пузана с конфискацией посодют! То-то Наташке
радость будет… А Дане так и надо. Шантажерка! Сука!
– Тише… умоляю, не надо шума… –
стонал Грибков. – Я представитель закона… В форме, при погонах…
– Всем заткнуться! – приказала
я. – Сесть по разным углам, встряхнуться и говорить по очереди. Вера, ты
первая!
Через полчаса я стала обладательницей не очень
ценных, а вернее, банальных сведений. Вера и Глеб изменяют своим вторым
половинам. Супруг Расторгуевой вечно пьян и не обращает внимания на Веру, зато
жена Грибкова Наташа подозрительна и ревнива, она великолепно знает о его
кобелиной сущности и предупредила ловеласа:
– Пронюхаю о походе налево – уничтожу. Из
дома выселю, а машина и сберкнижка на меня оформлены. Голым уйдешь! Да еще
начальству твоему кое-что рассказать могу.
Глеб Сергеевич перепугался. За ним водятся
мелкие нарушения по службе, да и нажитого имущества лишаться не хочется.
Поэтому он заверил Нату:
– Дорогая, ты единственная моя любовь!
– Смотри! – пригрозила супруга.
Теперь понимаете, как испугался Грибков, когда
Вера позвонила ему и зашептала:
– Беда! Нас кто-то засек!
Участковый кинулся к любовнице, а та показала
ему записку с простым, но впечатляющим текстом: «Знаю все. Молчание стоит пять
тысяч долларов. Если через неделю не получу денег, о вашей тайне узнают все».
На воре, как говорится, шапка горит. Парочка
живо скумекала, что за их постельными упражнениями наблюдал чужой глаз. Глеб
Сергеевич собрал всю свою дедукцию в кучку и понял: в Евстигнеевке есть только
одна личность, способная раскрыть их тайну, – Дана Гарибальди.
– Почему именно она? – изумилась я.
Участковый поскреб пальцем макушку.
– Логические вычисления. Мы для утех
удачное место нашли – у Верки на чердаке. Там никто нам помешать не мог.
Наташка в чужой дом не попрет, Колька вечно пьян, ему по лестнице туда не
залезть. Вот только…
Он замолчал.
– Дальше! – приказала я.
– Жарко там очень, – нехотя
признался Глеб, – я сильно потею, а Верка злится.
– Неприятно ведь, когда к тебе мужик
прилипает. Скажи, я права? – по-свойски воскликнула Расторгуева. –
Окон на чердаке нет, вот он и выдумал… Все беды от него, дурака!
– Я часть стены выпилил, типа двери
получилось, и отставлял ее в сторону, – вздохнув, пояснил Грибков. –
Хорошо, ветерок дует, и небо видно… Да не подумал, что с третьего этажа дома
Гарибальди мы – как на ладони. Больше некому было нас узыркать! А как письмо
пришло, так меня и стукнуло: она! На принтере отпечатано, без адреса, в простом
конверте.
– Надеюсь, вы отправили бумагу в
лабораторию, чтобы ее изучили специалисты? – прикинулась я идиоткой.
– Нет, – мрачно сказал Глеб, –
это личная ситуация. Сам решил разобраться.
– Убив Гарибальди? – подытожила я.
– Ты глупости-то не болтай! –
побагровел мент. – Я к ней Верку отправил для разговора.
– Интересно… – процедила я.
