– Надоели! Вечно я у тебя виноват! Прямо
главная сволочь Земли! На себя посмотри! И у Жози спроси! Да мать в
Евстигнеевке все ненавидят, и тебя до кучи. В лицо улыбаются, а за глаза убить
готовы. Странно, что вы еще живы! С какого бодуна ты решила, что я за ней
слежу?
– Продавщицы в моем магазине
сказали, – внезапно вполне человеческим голосом ответила Дана. –
Вроде мужик приходил, про мои дела расспрашивал, просил хозяйке о визите не
говорить. На тебя по описанию похож!
– Дура! Ищи ближе, – посоветовал
Алик. – Мне на тебя плевать! Вот еще, стану я свое время тратить… С Жозей
поболтай. Есть вещи, о которых мать тебе никогда не рассказывала. Ты про Жанну
Бирк слышала?
– Вроде мелькала пару раз фамилия в
разговоре, – протянула Дана. – Какая-то сотрудница Матвея
Витальевича?
Альберт рассмеялся.
– «Какая-то сотрудница»… –
передразнил он бывшую жену. – Жанна с Феликсом родителям лучшие друзья
были, а потом, после смерти Феликса, Жанна исчезла. Не поленись, расспроси
Жозю. Что ты вообще про Евстигнеевку знаешь?
– Обычная деревня, – ответила
Дана, – люди разные, богатые и бедные. Я здесь практически ни с кем не
общаюсь, кроме одной женщины. И у Жози тут друзей нет.
– Идиотка! – перебил Алик. – У
Жози там приятелей и не может быть. Сбегай к Людмиле Захаркиной, она в лесу
живет, за речкой. Сумасшедшая баба! Вот и поговори с ней, и с Жозей заодно.
Небось Захаркина за вами подсмотреть решила. Ведьма! Ее легко с мужиком в прежние
годы путали.
– Кто она такая? – растерялась
Дана. – И что я ей плохого сделала?
– Вот и задай бабке свои вопросы, –
рявкнул Алик. – Авось получишь ответы. Вы с Жозей вроде как мать с дочерью
стали, но, похоже, твоя новая мамочка дочурке ни слова правды о себе не
сообщила.
– Какой правды? – прошептала
Дана. – Алик, ты что-то плохое знаешь?
– А хорошее люди скрывать не
станут, – заявил Алик. – Насчет же дурного могу лишь одно сказать:
Жозя дура.
– Не смей так говорить о маме!
– Была бы умная, носа б в Евстигнеевку не
показывала. Или она решила, что все перемерли и она одна осталась? Нет, Бирк-то
живехонька. Она, кстати, хорошо выглядит – ее по телику не так давно
показывали.
– По телику? – переспросила Дана.
– В программе «Живые истории», –
пояснил Алик. – Она про Феликса рассказывала. Я тогда кой-чего совместил и
в принципе понял… Ладно, покедова! Больше со скандалом не звони. И лучше вообще
этот номер забудь навсегда. А напоследок скажу: в моем доме у тебя врагов нет.
Так, лишь удивление от вашего поведения было, да и оно давно прошло. Нас ничто
не связывает, Андре давно вырос, исчезни из моей биографии. А если за вами
следят, то это закономерно. Странно, что вас еще не подожгли…
Лида примолкла, потом глянула на меня.
– Вот такой у них разговор состоялся.
Понимаешь? В деревне куча народа их ненавидит! Вот кто-то Дану из окошка и
выпихнул!
Утром, около девяти, я, с трудом продрав
глаза, позвонила в больницу, узнала, что в состоянии Даны изменений нет,
спустилась на кухню, обнаружила у плиты Жозю и с укоризной сказала:
– Вчера дверь в дом осталась открытой!
– Да? – изумилась она. – Ну и
ну! Я ее закрывала.
– И окно в бойлерной нараспашку стоит,
залезай, кто хочет! – не успокаивалась я.
Жозя растерянно заморгала:
– Да? Что такое бойлерная? Ты имеешь в
виду гараж во дворе? В нем мой «Запорожец», но его без ключа не завести. Еще
там стоят цветочные горшки и газонокосилка! Она, правда, старая, но отлично
работает. Надо запереть помещение.
Я включила чайник. Увы, разум Жози день ото
дня делается хуже. До возвращения Даны мне придется тщательно следить за
порядком в доме, вечером лично закрывать все двери и окна, задвигать все
запоры.
– Жозя, ты хорошо знаешь
Евстигнеевку? – перешла я к иной теме.
– Конечно, – заулыбалась пожилая
дама, – живу здесь… э… уж и не вспомнить, с какого года. Дом и участок
Матвею Витальевичу выделили как профессору.
– У тебя тут много знакомых?
– Никого.
– Совсем?
– Абсолютно, – уверенно ответила
старушка.
– Но как же так? – усомнилась
я. – За столько лет вы ни с кем не подружились?
– Были когда-то приятели, –
заулыбалась Жозя, – и чай вместе пили, и танцы устраивали… Но потом кто
умер, кто переехал. А нынешних я не различаю, просто здороваюсь вежливо.
– Говорят, тут из старожилов осталась
Людмила Захаркина.
– Кто? – переспросила Жозя.
– Людмила Захаркина, – повторила я.
У старушки на лице появилась озабоченность.
– Захаркина, Захаркина… И давно она в
Евстигнеевке?
– Вроде очень много лет, живет в лесу, за
речкой.
– Не припоминаю. Наверное, склероз
начинается, – грустно заметила Колоскова. – А зачем тебе понадобилась
эта Захарова?
– Захаркина, – поправила я. –
Понимаешь, мне надо в город. Вот уеду, а ты одна останешься…
– Конечно, – засмеялась Жозя, –
я никуда не убегу.
– Вдруг заскучаешь?
– Ну уж нет!
– Или захочешь чего… Просто я подумала,
если Людмила твоя добрая знакомая, может, привезти ее сюда? Вместе вам веселее
будет, и мне спокойней: у тебя компания, не затоскуешь.
Жозя поставила на стол чашку и сердито
взглянула на меня:
– Это Данкина работа? Выставила меня
маразматичкой? Не приспособленной к жизни идиоткой?
– Что ты! – замахала я
руками. – Мне самой в голову мысль пришла. То есть не об идиотизме,
конечно.
– Хватит! – буркнула Жозя. – Я
не нуждаюсь в няньках! Как видишь, самым наилучшим образом сварила себе какао.
Ничего не перепутала, не поставила кастрюльку в холодильник, водрузила на
плиту. Спасибо за заботу! Меньше всего желаю видеть в собственном доме старух
невесть откуда. Кстати, я расчудесно могу жить в одиночестве, без тебя.
Придумала меня пасти! Еще плакат на заборе повесь: «Жозя – дура». Кстати,
хочешь чашечку какао? Я обожаю этот напиток и замечательно его варю. И вовсе не
являюсь кретинкой, да!
