– Вы невнимательны! Как потом книгу
писать будете? Я уже говорила про Нечипоренко Олимпиаду Георгиевну, проводницу
поезда Москва – Ленинград. Мы с ней долго беседовали.
– Она жива? – запоздало поразилась
я.
– Почему нет? – удивилась, в свою
очередь, Ася. – Ей еще семидесяти не исполнилось. В шестидесятых, совсем
молодой, она на железную дорогу устроилась, потом, когда Феликс Бирк в Бологом
начал умирать, испугалась и уволилась. Она Человека-Смерть тогда в третий раз
увидела и перетрусила. Вдруг таинственный убийца скумекает, что проводница в
вагоне ему одна и та же попадается? Ну и поменяла работу, а вот имя последнего
пострадавшего в памяти сохранила навсегда – Феликс Бирк – и во время моей
беседы с ней сообщила его мне. А я помнила, что некогда в институте была
супружеская чета преподавателей с той же редкой фамилией. Прошло уже немало
лет, и я не побоялась прийти в учебное заведение под предлогом того, что мне
необходима справка об обучении в аспирантуре, подольстилась к начальнице архива
и узнала: Жанна Бирк давно уволилась и уехала на постоянное жительство в
Палашовку. Побывала в деревне и нашла Муру, а разговорить пожилую даму
оказалось не трудно.
– Так вот о какой Настеньке упоминала
вдова Феликса, – сообразила я. – Ой, я поняла! Тетрадь Павла Ляма!
Безнадежно влюбленный в Жанну мужчина пытался найти убийцу Феликса и, похоже,
преуспел.
Ася, забыв о накрашенных ресницах, потерла
глаза кулаками и продолжила:
– Колосков, конечно, сволочь, мерзавец,
убийца, да только жене он казался лучшим из людей, этого у нее не отнять. Я
даже ощутила к Антонине уважение. Быть в курсе подлых поступков избранника и не
выбросить его из своего сердца… Лично мне не удалось испытать столь сильное,
всепоглощающее чувство.
– Мне тоже, – призналась я. –
Моя любовь к спутнику жизни тихо угасла. Сначала меня начало раздражать его
поведение, потом пожар в крови превратился в тление, но, наверное, мы бы
прожили еще долго вместе, да только муж совершил поступок, после которого я
потеряла к нему уважение. Все. Теперь осталось пепелище без малейших намеков на
тепло.
– А вот Акула оправдывала Матвея во
всем, – вздохнула Ася. – Прямо вижу, как он возвращается домой,
снимает плащ, шляпу, отклеивает усы, бороду, садится обедать и говорит жене:
«Сегодня я убил Феликса Бирка». А супруга подает ему сметанку к борщику и
восклицает: «Правильно, дорогой, значит, он заслужил смерть».
– Сомневаюсь, что такой диалог
возможен, – покачала я головой.
Рогова тряхнула волосами.
– Кто знает? А вот вдова Бирк из другой
стаи. В процессе наших с ней разговоров у меня сложилось странное мнение о
женщине. С одной стороны, Муре жаль мужа, с другой – она очень боялась
очутиться за решеткой как жена основателя подпольной антисоветской организации
«Путь к свободе». Ее устраивала забота со стороны Павла. Не верю, что Мура не
понимала, как Лям к ней относится. Просто очень удобно, совершенно не тратясь
душевно и физически, получать дивиденды. Мура свистнет – Павел бежит исполнять
ее прихоти, но она ему ничем не обязана – не жена, не любовница. Гениальная
позиция! Очень хитрая баба – с виду сладкий пряник, внутри железный каркас,
укусишь такой – челюсть сломаешь.
– Но Мура могла развестись с
мужем! – я решила защитить Бирк, – а она уехала с ним в Палашовку.
Да, боялась, но ведь не бросила супруга!
Ася покосилась на меня.
– Не знаю. Может, вы и правы. Но только,
когда она ляпнула про тетрадь, я мигом попросила: «Дайте почитать». А мадам в
ответ: «Ой, ой, ее взяла корреспондентка с телевидения! Обо мне недавно делали
передачу». Глаза у бабки забегали, руки задергались. Кстати, на мое заявление о
виновности Колоскова в смерти Феликса она отреагировала не так остро, как я
ожидала. Нет, она заахала, заохала, схватила валокордин, но… «не верю!» – так,
кажется, говорил фальшивящему актеру великий Станиславский. Бабуська, чтобы
продемонстрировать свои светлые чувства к мужу, начала показывать фотографии,
потом попыталась увести разговор в сторону, стала болтать о коллекции родителей
Феликса и тут ткнула мне под нос снимок, на котором изображена птичка.
– А мне Мура сказала, что ей показали
фото птички! – воскликнула я. – Подробностей вдова сообщить не
успела, в дом ввалилась ее пьяная внучка, стало не до разговоров. Я планировала
поехать к Бирк сегодня утром, но случилась целая цепь событий, вследствие
которых я очутилась тут. Хорошо помню, как Мура воскликнула: «Мне показали фото
птички».
– А вот и нет, – возразила
Ася. – Наоборот совсем. Бирк продемонстрировала снимки, а я узнала на них
фигурку, лежавшую в тайнике. Мура врала тебе. Она вообще ловко жонглирует фактами,
что лишний раз подтверждает мое мнение о ней.
– Так вот откуда Бирк узнала про тайник!
– Я ей рассказала, естественно, –
усмехнулась Рогова, – увидела снимок и не удержалась. И снова странная
реакция: Мура попыталась изобразить изумление. Получилось плохо. Знаете, к
какому выводу я пришла?
– Слушаю.
– Она прочитала тетрадь Ляма, а в ней,
наверное, содержалась такая страшная информация, что Мура перепугалась, сожгла
записки и затаилась. Сейчас, когда прошло много лет, бабуле захотелось немного
славы. Ведь уже можно рассказать об организации «Путь к свободе»!
Коммунистический режим пал окончательно, прошлого не вернуть. Вот Мура слегка и
раскрыла рот, согласилась на съемки. Потом со мной потолковала, я же
представилась ей журналисткой, с вами пооткровенничала. Вы же наверняка
сказали, что собираетесь написать книгу, и идея ей понравилась. Но как только
речь заходит о смерти Феликса, вдова начинает округлять глаза и странно себя
ведет, делает намеки и тут же восклицает: «Я ничего не знаю!»
– Мне она сообщила, что птичка у Жози.
– Ну да, узнала от «журналистки» и не
утерпела, – кивнула Ася, – только мне кажется: вдова давно в курсе,
кто убил Феликса, но до последнего времени испытывала страх. Вот почему ее не
потрясло известие о том, что Колосков – убийца.
– Выходит, дело обстояло так: Матвей убил
Феликса из жадности, узнав о желании Бирка продать фигурку птички. Убил бывшего
друга, взял драгоценность и испарился, – прошептала я.
– Ну да, – кивнула Ася, – он же
убийца.
– Но зачем Матвею уничтожать людей?
– Не знаю, – призналась
Рогова. – Может, он маньяк? Правда, в случае с Бирком у него был мотив: он
желал завладеть дорогой статуэткой.
– Зачем? – упорно повторила я.
– Наверное, имел финансовые
проблемы, – предположила Рогова. – Долги, или растратил служебные средства.
