«С чего бы начать двигаться?» — думал Саша, пошевеливая пальцами ноги, напрягая то одну мышцу, то другую — все болели.
«Повернуться на бок? Спустить с кровати ноги?»
Начал делать все одновременно и застонал, не сдержавшись. Лева подскочил, придержал Сашу за плечи, потянул вверх бережно.
Саша едва не заплакал, так было нехорошо буквально везде.
— Господи, хоть что-то у меня осталось неотбитое?… — спросил он, силясь улыбнуться.
Лева часто моргал, не зная, как еще пособить, чем пригодиться. Подсунул костыль.
— Помочь? — спросил опять.
— Нет-нет.
Саша побрел, ежесекундно останавливаясь и кривясь, в уборную.
Вернулся, словно опять избитый — ходить, садиться и вставать приходилось в жутких муках. По дороге нянечка обругала — сказала, что ему «утку» принесли. Саша пробрел мимо с костылем, молча, готовый зарыдать, почти ненавидя свою беспомощность.
Завалился криво на кровать, застонав, и лежал потом молча, сжав зубы, елозя иногда языком в пробеле — там, где передний был выбит вчера, — когда именно выбили, Саша и не помнил, и вспоминать не хотел.
«Может, они вернутся меня добить? — подумал вяло. — Ну и вернутся…» Полежал еще и решил: «Дурак ты, Саша. Кто придет в больницу тебя убивать, что за бред…»
Позвали ужинать.
Пришла нянька, принесла еды, Саша не притронулся. От еды омерзительно пахло чем-то живым и теплым.
Попросил Леву, бодро вернувшегося с ужина, отнести поднос с обедом обратно. Он сразу так и сделал.
Потом яблоко Саше предложил, розовое и крепкое.
Саша подержал его в руках и положил на тумбочку. Как-то не хотелось без зуба вгрызаться, рискуя и остальные, как казалось — шаткие, поломать.
Но есть уже хотелось. Попросил у Левы нож и, взяв яблоко с тумбочки, начал резать его на маленькие кусочки, отправляя их в рот. Не жевал почти — разминал еле-еле зубами, челюстью больной почти не шевеля.
— Прекрасное яблоко, — сказал Саша, сразу же внутренне поклявшись никогда не произносить слов с буквой «с», и тут же произнес: — Никогда не ел таких вкусных…
Лева смотрел на него внезапно повеселевшими глазами, искренне радостными. Он сидел на краешке койки, мягко покачиваясь и, казалось, готовый в любое мгновение даже не встать, а — подпрыгнуть.
— Тебя кто-то избил? — спросил Лева.
Саша сморщился — ответить однозначно не хотелось, рассказывать все — не было сил.
— Ну, не рассказывай, если не хочешь, — сказал Лева.
Саша кивнул.
— У тебя есть мобильный? — спросил.
Лева быстро открыл верхний ящик в тумбочке и дал Саше телефон. Саша держал его в руках, раздумывая, куда позвонить.
Не матери, конечно.
«В бункер позвоню…» — решил.
Когда представился и в нескольких словах рассказал дежурному, кто он и где, понял, что не знает ни номера больницы, ни названия отделения, ни номера палаты и даже этаж представлял смутно. Вроде, второй. Оказалось, третий — Лева все подсказал.
— Что случилось-то? — спросил дежурный.
— Расскажу потом, — ответил Саша.
* * *
…Кого он не ожидал увидеть — так это Рогова.
Вошел минут через сорок сильный и спокойный, улыбнулся, что было особенно приятно, — Рогов редко улыбался. Саша в ответ тоже растянул губы потрескавшиеся, и дырку на месте зуба показал.
— Эка тебя рихтанули, — сказал Рогов, стул придвигая к Сашиной кровати. Саша смотрел на Рогова почти с нежностью. Пришло понимание, что он не один, и у него есть братья. Вот Рогов — брат, выкладывает из пакета кефир, фрукты, хлеб, кусок ветчины.
— Можешь говорить? — Рогов внимательно разглядывал Сашу, словно пытаясь по лицу и по виду товарища понять как можно больше — и лишнего не спрашивать.
Саша кивнул: могу.
Лева, лежавший на кровати, спросил:
— Мне выйти?
Саша подумал и ответил:
— Да мне все равно. Лежите… Рогов даже не обернулся на Леву.
С трудом шевеля челюстями и выговаривая слова, Саша рассказал. Вкратце, без особых подробностей, так чтоб Леве не было ясно, о чем речь:
«Позвонила Яна… Телефон до этого сама дала… Взяли на улице… Были в отделе… Потом были в лесу… Спрашивали, кто организатор акции в Риге…» — и прочее.
— Сам дополз, да. К дороге. А дальше забыл. Кто-то подобрал… Или «скорую» вызвали. Кажется, «скорую».
Рогов пожевал губами, раздумывая.
— Пока ничего делать не будем, — сказал он. — Тебе надо отлежаться. Милиция приходила к тебе?
— Нет.
— Странно, должны была прийти…
— Ты-то откуда тут? — спросил Саша.
— Так, надо было. Разыскали.
— А что там… в Прибалтике?…
— Там все замечательно. Пять человек спрыгнули с поезда, прямо в окно, на скорости семьдесят километров… Как не убились, хер их знает. Четверо добрались до Риги, только один ногу сломал, из Нижнего пацан — его на третий день в лесу лабусы нашли, он в сторону России полз. Тем временем остальные башню взяли и держались там шесть часов… Журналисты успели прилететь чуть ли не из Японии за это время… Скандал на всю Европу… Много народу в бункер звонило, благодарили. Матвей только в бегах пока.
— А Яна?
— А про Яну потом поговорим. Она здесь.
— Ее не взяли?
— Она в бункере.
Рогов ушел, и Саша заснул, не в силах ни о чем думать.
Проснулся утром, очень голодный. Лева читал что-то — на кровати его и на тумбочке лежала кипа книг.
Увидел, что Саша пошевелился, пожелал ему «доброго утра», заинтересованно улыбаясь. Явно хотел пообщаться.
— Доброе утро, — ответил Саша одними губами.
— Чай будешь? — спросил Лева. В руках у него уже был кипятильник.
Саша моргнул благодарно.
Хотелось почистить зубы — во рту словно кровавая кашка налипла на небо. Но щетки, конечно же, не было.
— Я так понял: вы «союзники», Саш? — спросил Лева за чаем.
— Они, — ответил Саша, избегнув наименования партии, начинающейся на букву «с».
Лева кивнул.
— Я слышал про вашу акцию в Риге. Вы молодцы. Саша промолчал.
До вечера они на эту тему не разговаривали. Сашу вызывали на процедуры, Лева помогал ему вставать, костыль подавал. На завтрак Саша отведал фруктов, обед — проспал, а на ужин даже поел немного манной каши — ее Лева принес из столовой. Каша показалась необыкновенно вкусной, и чай после нее — тоже.
