* * *
Было ощущение, что возьмут немедленно, сразу при входе в поезд. Случится что-то нелепое и глупое, например, проводница, усталая женщина в синих одеждах, взглянув в паспорт, скажет брезгливо: «Да это же не ты! Ты — Саша Тишин! Паспорт поддельный! Посмотрите на него, люди! У него паспорт поддельный!» Но проводница ничего не сказала.
Он забрался на верхнюю полку в своем купе — причем долго раздумывал, снимать ли ботинки, — все равно сейчас придут и арестуют, придется опять надевать.
Ствол, переданный Сашей Матвею, теперь лежал в межпотолочном пространстве туалета нерабочего тамбура, в другом конце поезда. Саше сообщили лишь имя проводницы и номер ее вагона, сказав, что подойти за стволом нужно незадолго до Риги, за полчаса где-то. Она все отдаст после условленного вопроса.
Саша лежал и думал, как же она будет передавать ствол, — ведь там люди везде ходят, заприметят, что проводница сует парню какой-то сверток. Открылась дверь в купе, Саша посмотрел на вошедшего мужчину широко раскрытыми глазами, тот даже огляделся с сомнением, кинув взгляд себе на грудь и на плечи, — не измазался ли чем.
Саша отвернулся поспешно, выругал себя. Но когда вошел следующий пассажир, снова не сдержался и посмотрел. Опять мужчина.
«Может, оперативники собираются?» — подумал он.
Стал искоса разглядывать их, желая обнаружить признаки принадлежности к спецслужбам. Признаки, конечно, находились.
Спустя несколько минут Саша отвернулся к стене, усталый.
Кто-то вошел еще.
А потом поезд тронулся.
Саша смотрел, как уплывает Москва, скучная и снежная.
Проверили билеты, снова никто не закричал, что в вагоне едет убийца под чужим именем, паспорт вернули. Саша чуть было не спросил: «И все?». Лежал, с усилием не открывая глаз, стараясь ни о чем не думать, тем более о предстоящем. Главное было — доехать. Доехать, и все.
«Доехать», — повторял он. И заснул нервно, просыпаясь иногда, мутными глазами оглядывая находящихся в купе, а потом снова засыпал.
Поезд двигался — будто тянули жилу. Вот-вот лопнет она, и раздастся внутри отчаянная боль, и взорвутся сосуды в глазах.
…Или не жилу, а — нерв из больной десны, из дупла, — и вслед за нервом тянулась вся голова больная, с озверевшими глазами, словно нерв разросся корнем, забравшись в глубь черепа, опутав мозг, и в самую кость черепную въелся. Рвани на себя нерв, и вся голова рассыплется.
Саша крутился на верхней полке. Чувствовал, что в его теле много костей, — все время локти мешали, колени, позвоночник, хотелось распасться и лежать мягким студнем.
Не рассыпался, встал злой, весь состоявший из жил и костей, курил в тамбуре. С силой выдыхал дым в стекло. Дым рассеивался, проявлялось в полутьме лицо, ясное, крепкое, сделанное из цельного куска.
«Нет никаких оперативников, — понял Саша, — ни в вагоне, нигде. Меня не остановят. Меня не остановить. Ничего не остановить…»
В тамбуре Саша вдруг понял, что революция неизбежна. Смотрел в свое лицо и видел, как приближается она, несущая жуть и ярость, — и никуда не деться уже.
* * *
Минут за сорок до прибытия в Ригу он пошел к проводнице. Поговорил с ней, задал условленный вопрос, она кивнула, не глядя Саше в глаза. Купил у проводницы несколько шоколадок, бутылку минеральной воды. Все это она аккуратно положила в пакет. На дне пакета лежал ствол, обернутый в жесткую бумагу.
В тамбуре Саша быстро переложил пистолет, засунув его в штаны, не распаковывая. Перетянул заново ремень. Шел по вагонам в просторном свитерке, быстрый, подвижный, внимательный, внутренне агрессивный, положив пакет с водой и шоколадом под мышку.
Навстречу, боком, двигались люди. Раздавалась латышская речь. Он улыбался всем встречным. Но на улыбку ему отвечали редко.
Саша был готов ударить и убить любого, и оттого улыбка его была несказанно легка. Она покачивалась на лице, почти невесомая.
В купе Саша улыбнулся своим спутникам, когда они подняли на него глаза.
Вдруг почувствовал, что пистолет дополнил его то ли душевный, то ли телесный вес до необходимой тяжести, — так, чтобы ноги становились твердо и голова держалось крепко.
Поезд дрогнул и заскрипел тормозами. Саше всегда нравился этот звук. «Приехали».
Он вышел на вокзал, сдерживая желание начать насвистывать какую-нибудь мелодию. На улице было заметно теплее, чем в Москве.
«Нет, по городу я пешком ходить не буду. Поедем на такси».
Он взял такси, назвав наименование гостиницы на русском языке.
Таксист, белобрысый мужик с бесцветными глазами, тронул с места, даже не кивнув. Саша вытянул ноги. Потянулся с наслаждением.
«Интересно, он понимает по-русски?» — подумал Саша иронично о водителе.
Мужик ежеминутно цыкал зубом. Саша косился на него. Захотелось взять мужика за спутанные вихры на затылке и попросить: «Не цыкай», — предварительно ударив башкой о лобовуху.
«Итак, знакомимся с Ригой!» — торжественно решил Саша, приоткрыл окно — шум улицы заглушал назойливое цыканье.
«Вижу мост. На его струнах можно сыграть какую-нибудь мелодию. На другом берегу — дуб. Уютный и чистый город. Мне здесь нравится».
Разглядывал рижан, их одежды, ловил их взгляды, даже махнул одной девушке рукой. Она не отреагировала.
Остановились прямо напротив входа в гостиницу.
Сунул водителю купюру, сомневаясь, хватит ли. Хватило.
Водитель цыкнул напоследок зубом и молча, не попрощавшись, уехал.
Улыбаясь, Саша зашел в холл.
— Здравствуйте, я из России! — сказал портье. Ему вежливо улыбнулись в ответ.
В номере он скинул ботинки и улегся на кровать, потягиваясь блаженно.
Увидел на тумбочке путеводитель по городу, какие-то рекламные брошюры, дотянулся до них, вслух поинтересовавшись:
— Ну, какая у нас тут культурная программа? Рассматривал карту Риги, произнося вслух названия, написанные не по-русски:
— Река… Даугава. Улица Сампетера. Улица Лубанас… Стипники какие-то… Бебербеки…
Лидоста «Рига» с нарисованным самолетиком. «А может, мне захватить небольшой самолетик и спикировать на дом судьи?» — мрачно иронизировал Саша.
Нашел улицу, где располагается здание суда. А вот и место проживания господина судьи. Что-то слабо дрогнуло внутри и сразу погасло. Смотрел внимательно на кривую линию улочки с домом господина, усадившего друзей Саши на пятнадцать лет в тюрьму.
Почувствовал вдруг тяжесть пистолета, что так и остался под свитерком лежать, придавленный брюками.
«Куда ствол спрятать? — подумал Саша. — В номере нельзя хранить, уборщица найдет. Надо съездить зарыть его в парке. Где у нас тут парки?» — Саша снова вернулся к карте.
