— Я знаю, знаю, — ответил Матвей.
Саша посидел какое-то время у телефона, глядя на трубку и аппарат. Позвонить больше было некому. Никого не вспомнил, кому хотелось бы позвонить.
Он оделся, вышел на улицу. Пошел куда-то.
Бродил по утреннему городу — смурому, холодному и ветреному.
Он всегда чувствовал себя в этом городе как в гостях. Будто бы малым пацаном приехал к какой-то неприветливой тетке и постоянно стесняешься то добавки за обедом попросить, то в сортир сходить. Потому что кастрюли с супом маленькие, добавка там не помещается, а напротив сортира — тетка вечно бродит, туда-сюда. И пыль какая-то везде, и радио все время работает, тараторя, как дурное… Вот такое же ощущение было от города — неприятное, неприютное. Словно вечно ждешь: когда же домой тебя заберут. А дома нет никакого. Никто не заберет.
Саша привык к этому, конечно.
Никто не видел никогда, чтоб он хандрил. Ни один человек класса с седьмого его не обидел.
Саша иногда вспоминал: может, забыл он хоть одну обиду, простил кого напрасно. Нет, не было такого. Всегда, через не хочу — хамил, бил в лицо, кидался, ощетинившись.
А теперь бродил, не зная куда кинуться. И голодный к тому же…
Надо устраиваться на работу, думал. Совсем нет денег. Надо куда-то устроиться. Гребаная страна, и в ней надо устроиться куда-то. Мести двор, мешать раствор, носить горшки, таскать тюки и вечером смотреть в телевизор, где эти мерзейшие твари кривляются, рассказывая, как они заботятся о тебе. Их лица… Последнее время Саша начинал болеть, когда видел их лица. Вглядывался в их рты и глаза. Выключал звук порой, и тогда мерзость личин становилась настолько наглядной, что злые мурашки прыгали по спине.
Надо устроиться на работу, да. И телевизор не смотреть. Иначе вовсе не выносимо.
Пойду к Верочке. Куда-то надо идти, а то холодно. Или она на учебе? Она, вроде, где-то училась. Или ее уже выгнали отовсюду за сотрудничество с «союзниками»?
Непонятно зачем Саша добрел, весь озябший, с сырыми ногами, до ее дома — денег не было даже на проезд. Никого не застал. Звонок позудел гнусно, и тишина.
Ушел, оставив сырые следы в подъезде. Спускался медленно, словно старик. Гладил рукой перила.
Может, к Позику сходить? Позик, дорогой… Нега у него деньги забрал… Надо ему сказать, что судью, посадившего брата, — убили.
А надо ли?
И что, Позику, доброму Позику, придется как-то реагировать? Что ему, радоваться, хохотать? «Убили, — скажет, — как здорово! Мозги вдребезги! Умора!»
Не скажет, конечно. Тем более, что он и сам знает все. И неизвестно, что там у него в голове по этому поводу.
Безлетов просил позвонить. А куда звонить? У него, вроде, сотовый был. На сотовый позвонить? А откуда?
Саша пришел к матери на работу, в ее захудалую санчасть, где она трудилась медсестрой. Поднялся мимо регистратуры на второй этаж, к ее маленькому кабинетику, терпко пахнущему лекарствами.
Мама подняла быстрый взгляд, едва он вошел, и сразу же посмотрела Саше за плечо — словно там кто-то должен был стоять. Тот, кто его привел, — со строгими глазами, взрослый, подтянутый человек. Иногда Саше казалось, что мама очень хочет, чтоб его вразумили. Часто отца вспоминала, не договаривая, конечно, что бы сделал отец с Сашей, окажись он рядом. «Вот бы отец был жив…» — скажет так и посмотрит на Сашу грустно.
Саша ничего не отвечал, уходил раздраженный.
Ничего бы отец не сделал. Он устал и умер. Мог бы и дальше жить, усталый. Предпочел умереть.
— Ну, что ж ты так мучаешь меня, сынок? — начала мать сразу на высокой, слезной ноте.
— Все, все, все, давай сразу прекратим это… — скривился Саша, глядя на маму, она выглядела устало, как всякая русская женщина, прожившая полвека.
— Ну, конечно, что мать может сказать…
— Мам, ну перестань. Чаем напоишь меня?
— Ты где был-то? — спросила мать, ставя ржавый чайничек.
— В Москву ездил.
— Чего тебе там, в Москве? Ждет там тебя кто как будто.
— Меня только ты ждешь, — Саша улыбался и говорил это словно в шутку, но знал при этом, что матери приятно и радостно, что он хоть помнит о ее любви.
— Ну, чего тебя тогда носит по свету?
— Носит чего-то…
— Ты нетерпеливый очень, Саша.
— Не нравится терпеть.
— Я вот, знаешь, еще когда ты был совсем маленький, заметила. Ты расплачешься ночью, и если я очень хочу, чтоб ты заснул, ты никогда не засыпал. Таращился во все глаза. А как решу, что буду сидеть сколько надо, ты как-то неприметно тогда убаюкивался, — мама поставила перед ним чай. — И спал крепко.
— Зачем ты мне это говоришь? — спросил Саша, меланхолично размешивая сахар.
— Не торопись, сынок, я тебе хочу сказать.
— Я не тороплюсь.
— Если ты прав, все так и будет, как хочешь. Не торопись.
— Хорошо, мама. Как у тебя дела?
— Какие у меня дела, кроме тебя… Так и поговорили.
Позвонил Безлетову. «Саш, перезвони через минуту, если не затруднит». «Не затруднит», — подумал раздраженно. Отчего-то расхотелось перезванивать. А чего делать: домой идти? Озвереешь там… Перезвонил.
— Кому звонишь? — спросила мама, когда он номер набирал.
— Безлетову…
— Может, он тебя пристроит куда? — сразу за свое принялась мать. — На работу? А, сынок? Он вроде в институте работал…
— Вот-вот, об этом и поговорим, — отшутился Саша, хотя в иной момент огрызнулся бы. Мать, завидев любого приличного, с ее точки зрения, человека, немедленно хотела Сашу куда-нибудь пристроить.
На прощанье она сунула Саше пятьсотрублевку, извлеченную из тощего кошелька. Кажется, там еще одна такая же была, и все.
«Какой жалкий кошелек, — думал Саша, «в цветах каких-то красных, с брюхом обвислым… Обиженный какой-то… Тьфу, как противно мне…»
Безлетов больше не преподавал в университете. Он работал в администрации. «Советник губернатора» — так было написано на визитке, которую Безлетов подал Саше.
Они сидели в кафе, в центре города, за деревянным столом, крашенным лаком.
— Есть будешь? — спросил Безлетов.
— У меня денег нет, — Саша не имел никакого желания тратить подаренную матерью пятисотку, но и отказываться от обеда тоже не хотелось. «Пусть покормит меня», — ешил Саша вполне цинично. Есть очень хотелось. Саша грыз зубочистку и одновременно курил. Так и сидел, с зубочисткой и сигаретой в зубах одновременно.
— Что будешь? — спросил Безлетов.
— А вы будете обедать? Вот закажите мне, что и себе. Чтоб я не мучился с выбором.
